качели для детей – все устроено аккуратной и любящей рукой. И есть в этом какая-то красота надежности. Спокойствия, уюта, уверенности, что хозяин справится с любой бедой…

Хорошее место.

Запах разве что, но к нему и притерпеться можно. Да и не стоит забывать, на какие деньги дом строился, тут хозяин полностью прав.

Так что, еще не видя Бурата, Яна составила о нем свое мнение. И не ошиблась.

Кожевник оказался необъятным мужчиной в три ее обхвата. Мощным, мускулистым, из тех, что ударом кулака быка повалят. Было в нем что-то такое, основательное. И хоть седина уже покрыла изморозью его волосы, но было видно, что это скорее дань возрасту, чем дряхлости.

Под стать ему был и старший сын. Высокий, мощный, крепкий, и жена старшего сына хорошо смотрелась в этой семье – ловкая, статная, с длинной толстой каштановой косой и румянцем на щеках.

А вот кто выглядел неродным…

Младшего сына явно в колыбели подменили. Сидит за столом что-то такое… хрупкое и трепетное. Яна легко могла представить его пьяного, под забором. Или как мелкого приказчика в лавке, угодливо склоняющегося перед каждым посетителем. Но не в этой семье медведей. Вот уж верно говорила кана Лусия – обмылок. Бывает и такое. Вроде и черты те же, что у отца, а все как-то сплюснуто, сдавлено, некрасиво… Не повезло.

Зато жена его, явно та самая Альма, сидящая рядом с ним, старалась выглядеть красоткой. Было видно, что ей за тридцать, и хорошо так за тридцать, что у нее была бурная молодость, причем ключевое слово тут – была, но расставаться с ней женщине не хотелось. Об этом говорило и слишком яркое платье, и вырез на груди, и краска на лице, и тщательно уложенные реденькие темные волосенки… и во всем этом она проигрывала жене старшего брата, которая, хлопоча по хозяйству, и думать не думала о такой мелочи, как внешний вид. И все же смотреть на нее было куда как приятнее, и Альма это понимала.

Вот и кидала злобные взгляды на «соперницу».

М-да.

Не слишком умна, завистлива, легко поддается чужому влиянию, а вот нагадить – может! И с большим удовольствием. По призванию души, так сказать. Считает себя достойной большего, но жизнь другого мнения – и этим все сказано. И как только Альма тянется за бо?льшим – тут же получает по рукам. Злится – и все равно тянется. Бывают такие люди… Яна не сомневалась, что счастливой эта женщина сможет стать только в одном случае – выйдя замуж за принца при условии, что ее сестра выйдет за дворцового истопника.

Девушку тоже заметили. Так что она медленным шагом направилась к дому кожевника.

– Вечер добрый, сары, кайты…

Поклон получился достаточно глубоким, чтобы выказать уважение, но не настолько, чтобы унизиться. Всего в меру.

Сар Бурат пригляделся к гостье и удивленно хмыкнул. Но в ответ поклонился.

– И вам вечер добрый, кана, коль не шутите.

Яна поклонилась еще раз. Разговор никто начинать не собирался, так что придется ей…

– Прощу прощения, сар, что прерываю ваш отдых. Но мне хотелось бы с вами побеседовать.

– Что же в скромном кожевнике может заинтересовать нархи-ро?

– Ну, если сапоги у вас на ногах из кожи вашей выделки. – Сар Бурат расплылся в улыбке, и Яна смело продолжила: – То вы не только нархи-ро, вы и короля заинтересовать своим мастерством можете.

– На том стоим, кана…

– Тайяна. Можно Яна.

– А полностью как?

– Тайяна э’Лесс Риккэр.

– Так вы, кана, из благородных будете?

– Из тех, кто хранит память о прошлом. У нас это почетно. Летописцы, хранители, архивариусы…

– Дело хорошее.

– Семейное, – пожала плечами Тайяна. – У нас в роду все книжники.

Бурат одобрительно кивнул. Семейное дело – он понимал.

– А к нам какими судьбами, кана?

Яна вздохнула.