погружалась с головой, и одинокие вечера – то, что мне захочется вспоминать на старости лет. Впервые за всю свою жизнь я была не уверена в том, что казалось мне истиной – неоспоримой, точной, как некоторые науки, и неизменной.
Почему он постоянно заставляет меня сомневаться в себе?
– Давайте вернемся, – голос прозвучал глухо. Анри вгляделся в мое лицо, молча развернулся, мягко увлек за собой.
– Я нашел еще одну причину, по которой ты не любишь сезон. В это время тебе уже полагается спать.
Я даже не нашлась, что ответить: после десяти я уже клюю носом, после одиннадцати начинаю зевать, а в полночь открывается странное состояние, в котором мне глубоко безразлично, что будет дальше. Это что-то вроде лунатизма наяву, если можно так выразиться. Вот только сегодня все почему-то иначе – да, устала дальше некуда, но усталость эта приятная. Я чутко впитываю происходящее: гулкое звучание шагов, что разрывает звенящую тишину, темноту, разбавленную сгустившимся молоком тумана, и близость мужчины, на руку которого не страшно опереться. А еще не хочется, чтобы наступало утро, потому что утром все будет по- другому. Я это знаю.
В доме было как-то подозрительно тихо, и когда Анри снова подхватил меня на руки и понес наверх, я даже не стала сопротивляться. Если уж все пошло не так, почему бы ему позволить не так продолжаться.
– Кошмар.
Кошачий ор – не самый приятный звук, а истошное верещание во всю глотку, причем совсем рядом, и подавно. Судя по заливающему комнату свету, сейчас уже не раннее утро, и хорошо, если вообще утро. Я открыла глаза, привычная картина: у окна Анри – спасибо, Всевидящий, что в штанах, и непривычная ситуация – пытался оторвать что-то от занавесей. Портьеры трепыхались, а вопли становились все жалобнее, я не выдержала и подскочила на кровати.
– Что вы делаете?
– Пытаюсь отцепить кота.
Широкая спина мужа загораживала мне обзор, и я наклонилась вбок – невероятно пушистый котенок-подросток с вытаращенными от ужаса глазами рвался вперед на трех лапах, последняя когтями застряла в бархате занавесей. Анри даже на колени опустился, чтобы его освободить, но кот верещал и дергался.
– А выглядит так, будто вы ему лапу отрываете.
– Спасибо.
Стоило Анри его отцепить, кот тенью метнулся под кровать.
– Откуда он тут взялся? – Я сползла на ковер и заглянула вниз – котенок забился к самой стене, распушился еще больше, превратившись в шар, и грозно шипел. Теперь до вечера не вылезет точно, ну разве что сильно есть захочет, поэтому я облокотилась о кровать, вопросительно глядя на мужа.
– В окно залез, очевидно. А потом решил забраться на портьеру, и зацепился когтем.
– Кошмар.
– Вот и я так подумал.
По полу тянуло сыростью и прохладой, но от света в его глазах становилось тепло. Не знаю, как назвать это помешательство. Согласилась выполнять все его прихоти и позволила носить себя на руках – хорошо, пусть, но… рассказать ему про дождь?! Когда мы вернулись домой и поднялись в спальню, Анри помог мне раздеться. Я устроилась на кровати, а он стоял у окна. Долго. Я невольно любовалась его профилем – резким и мужественным, широкими плечами и игрой теней на посветлевшей в ночи коже. Приходилось сдерживаться, чтобы не подойти, не обнять, прижимаясь щекой к спине, или хуже того – к себе не позвать. К счастью, заснула я раньше, чем сделала такую глупость.
– Доброе утро, Тереза. – Его мягкость в сочетании с вэлейским акцентом творила воистину страшные вещи. Особенно когда он называл меня по имени.
Сон прошел, а глупость осталась – мне отчаянно захотелось снова почувствовать на талии его руку и переплести пальцы. Задыхаться от поцелуя, дрожать в ожидании большего. Тут только я поняла, что сижу перед ним в одной сорочке, пусть даже длинной, до пят.
– Доброго утра, – голос звучал привычно сухо и резко, какое счастье! А то я уже начинала думать, что мои мозги навсегда остались в холле Висморов.
Я расправила плечи, накинула халат и ушла в ванную. А когда вернулась, на подоконнике устроился переносной столик с резными ножками, накрытый прямоугольной кружевной салфеткой. Дымящийся кофейник, соусница, слоеные рогалики, апельсиновый сок, джем, фрукты и ягоды дополняли этот натюрморт. Анри даже не подумал одеться – так и стоял босиком, в одних штанах. Вот хоть прямо сейчас картину рисуй.