Винсент женится на Луизе, а я обрету свободу. От себя, от Анри и от чувства, которое меня почти уничтожило. От золотой мглы, которая все это время застилала мне глаза.

– Уверены, что больше ничего не хотите? До праздничного обеда ждать долго.

Смотрю на столик с завтраком и морщусь.

– Нет, Мэри, спасибо.

Если попытаюсь съесть еще хотя бы кусочек, просто подавлюсь.

Раннее утро, но солнце уже плещется на крышах домов, растекается по брусчатке, готовится прогревать камень. Солнечный день, ослепительно солнечный, именно такой и должен быть в честь свадьбы моего брата. С улицы сладко пахнет сдобой – булочник сегодня прибежал ни свет ни заря, горьковатым дымом и опилками. Ярко-синий шелк струится под пальцами, распущенные волосы – по плечам и груди. Мне осталось надеть только перчатки, которые скроют и шрам на ладони – он так и не сошел полностью, несмотря на все зелья Сайлуса, и браслет, сияние которого скоро погаснет.

– Граф просил передать, что ждет в кабинете.

Восхищенный взгляд Мэри говорил больше любого самого изысканного комплимента. Увы, но единственному, ради кого по- настоящему хотелось надеть это платье, я безразлична. Со дня, когда Анри пообещал мне развод, мы с ним ни разу толком не разговаривали. Если не считать коротких случайных встреч, холодных приветствий и общих фраз, от которых стыло сердце. Несколько раз мы выбирались на балы и приемы, где он был учтив и галантен, я – привычно холодна. Никто на всем белом свете не заподозрил бы подвох, а тем более Луиза, сияющая от счастья, или брат, у которого в глазах отражалась она одна. Высший свет Энгерии лихорадило от предстоящей свадьбы герцога де Мортена, я же утешала себя тем, что скоро все это закончится.

– Передай, что я сейчас спущусь.

– Да, миледи.

Первый наш разговор… за сколько там дней? Первый и последний.

Оказывается, даже в таком маленьком доме можно почти не видеться с человеком. Я не стремилась лишний раз выходить из «пыльной» комнаты, которую Анри отдал мне, а сам перебрался в мою спальню. Ночами Кошмар шатался между нашими дверями и голосил так, что я постоянно просыпалась. То ли у кота пришло время взросления, то ли ему просто хотелось спать с нами вместе, а не по отдельности. Он на удивление быстро подрос и больше не напоминал шарик на ножках: вытянулся сам, удлинилась морда, лишившаяся умилительного выражения, свойственного только котятам.

Отгремел Праздник лета, который я просидела дома, глядя на бесконечный людской поток, текущий по улицам рекой. Фейерверки отражались в окнах, а сердце бухало в такт залпам, глухо и сильно. На Королевском балу в ту ночь танцевали Луиза и Винсент, матушка, Лави и лорд Фрай, но я думала только об Анри, которого не было дома. О том, где он сейчас и с кем. И когда перед глазами возникали образы других женщин, в сердце расцветала боль: не менее яркая, чем сверкающие в ночном небе цветы. Ядовитая и изматывающая.

В один прекрасный день я не выдержала и сбежала в Мортенхэйм, но даже он меня не принимал: я бродила по галереям, коридорам и переходам, знакомым с детства, и не находила себе места. Не спасали ни выматывающие прогулки с Демоном, когда в исхлестанное волосами лицо летели капли дождя, а в ушах свистел ветер, ни подземелье, когда-то служившее мне убежищем от любых невзгод. Сказать, что я скучала по Анри, – значит, ничего не сказать. Каждый вечер убеждала себя, что мы чужие люди, но каждое утро начиналось с изматывающей тоски – так отчаянно мне его не хватало.

Наверное, это не прекратится никогда. Но ему об этом незачем знать.

Я спустилась в кабинет, распахнула дверь. Анри сидел за столом: сцепив руки на уровне лица, как любили делать Винсент и отец.

– Мэри сказала, вы хотели меня видеть.

Он поднялся, глаза его потемнели. Поднялся – холодный и отстраненный, в черных брюках и белоснежной рубашке, во фраке и при шейном платке, с идеально уложенными, зачесанными назад волосами. От удара золотой мглы Анри приходил в себя долго, но теперь на лицо его вернулись краски.

Я заставила себя отвести взгляд: не могу наглядеться. И простить себя за это тоже не могу.

– Вы починили платье.

К его официальному тону я привыкала долго. Гораздо дольше, чем к беспечной и такой привычной фамильярности.

– Починила то, что смогла.

Как ни странно, платье стало для меня своеобразной отдушиной, а совместные походы на примерки здорово помогали отвлечься: