удивляюсь.

– Занятные навыки для управляющего.

– Умение быть человеком – единственный по-настоящему ценный навык. Ну и совпадение интересов, пожалуй. Остальному можно научить.

– Тебя не смущает, что твой друг выполняет обязанности горничной, повара и прачки?

– Главное, чтобы это не смущало его.

– А если смутит? – насмешливо поинтересовалась я. – Станешь сам стирать себе брюки, готовить завтрак и протирать пыль?

– Почему бы и нет.

Анри резко поднялся, подхватил меня на руки и пошел к лестнице.

Ненормальный, невозможный, непонятный… Мой… Бесконечно, безраздельно, отчаянно близкий. Настолько родной, что даже подумать страшно.

От сильных объятий привычно закружилась голова, я подалась вперед, жадно впилась в его губы, встречая бессовестный напор языка и задыхаясь от безумного влечения. Ступенька за ступенькой – бесконечный и в то же время короткий полет. Исступленный нежный поцелуй оборвался тихим стоном, когда Анри оторвался от моего рта, чтобы открыть дверь. Там, в коридоре, остались все тревоги и заботы, прошлое и будущее, сомнения и страхи. Настоящее сосредоточилось в одном-единственном мужчине, чье сердце бешено билось под моей ладонью в предвкушении жарких изнурительных ласк.

Милуотский парк даже зимой достаточно оживленное место, что уж говорить про лето. Солнце заливает дорожки и зелень, расписанную яркими цветочными узорами. Изнурительная жара, измотавшая всех, понемногу отступала, сегодня впервые за месяц подул прохладный ветерок. Несмотря на будний день, здесь и няни с детьми – порой, с целыми выводками. Юные особы прогуливаются с матушками или дуэньями, у озера на покрывалах отдыхают пары и большие компании, отовсюду доносятся голоса, изредка – негромкий женский смех или детский плач – когда малышня что-то не может поделить или же выворачивается из цепких рук няни и неудачно падает.

«Как вы поняли, что любите Винсента?»

Не могу не думать о вчерашнем разговоре с Луизой. Я вообще ни о чем не могу думать уже несколько дней: только об отъезде в Вэлею и загадочном маскараде Анри. Я больше ни разу не видела его в том районе, хотя к окну подходила непростительно часто. Может, и не в картах дело. Но если не в картах, тогда в чем? Если бы не магические тренировки, требующие сосредоточенности, мой мозг просто закипел бы от вопросов. Прежде всего к себе самой.

«Это сложно объяснить, – Луиза хитро улыбается и совсем не смущена, – просто однажды я смотрела на него спящего, и в сердце клубилась такая щемящая нежность, что мне хотелось то ли плакать, то ли смеяться».

Она говорит, а у меня мороз по коже. Такое вообще бывает? Я никогда не смотрела на Анри спящего. Мне что, теперь проверять себя на клубящуюся нежность? А если у меня ничего не заклубится, это не любовь? Наверное, стоит попробовать.

«Любовь бывает разная, Тереза».

Было бы здорово, если бы эта женщина перестала выражаться загадками.

«Просто представьте, что Анри нет рядом с вами, и вы поймете, о чем я».

«Кто сказал, что мы говорим об Анри? Я просто…»

Она приподнимает бровь.

Ну хорошо, мы говорим об Анри. Я закрываю глаза и пытаюсь представить, что мы подписали бумаги о разводе. Он вернулся в Вэлею, я в Мортенхэйм, мы больше не засыпаем вместе в когда-то пыльной комнате. Кошмара он, наверное, заберет с собой, а я, просыпаясь, стану тянуться к другой половине кровати. Подушки больше не будут пахнуть лавандой, со временем забудется и кофейная горчинка утреннего поцелуя.

Б-р-р-р!

«Это можно как-нибудь изменить?» – шепчу я.

«А зачем что-то менять? Вы несчастливы рядом с ним?»

Счастлива. Так, как никогда раньше, и это пугает. Невыносимо.

Молча качаю головой.

«Так наслаждайтесь».

У огромного фонтана не протолкнуться: здесь не только лигенбургцы, но и приезжие – загадывают желание или просто бросают