– Вот и чудно, – муж не выглядел расстроенным, – потому что я собирался пригласить тебя на городской карнавал.

– Я не переношу толпы, Анри. Если не хочешь увидеть бьющуюся в припадке меня, давай просто останемся дома.

– Расскажешь?

Я смотрела в тарелку словно в шар судеб.

– Жаждете новых страшных тайн? Их нет. Мне было три года, когда мы с родителями, няней и братом поехали в Лигенбург. Осень, празднование независимости Энгерии. Народу на улицах толпы, и мы, все такие красивые, – в народе. Няня попросила Винсента последить за мной, но ему было интереснее следить за гигантским воздушным змеем.

Он отпустил мою руку всего на миг, я сделала пару шагов, и меня тут же оттеснили в сторону. Людской поток лился по улице, унося за собой. Я впервые видела столько народа – в Мортенхэйме, конечно, давали приемы, но меня если и выводили, то в музыкальный салон или гостиную, где дамы ахали и восхищались «прелестной девочкой». В любом случае, дома была не толпа – хмельная, гудящая, потная. Возбужденная предвкушением пиршества: на площади Витэйра раздавали угощения и напитки. Кое-кто уже приложился к кружке в ближайших трактирах, готовый гулять до глубокой ночи, до последнего залпа фейерверка.

– Я испугалась, что никогда больше не увижу матушку и брата. Даже отца, хотя он никогда не брал меня на руки и всегда смотрел чересчур сурово.

Я разревелась, но мой плач поглотили голоса, смех и музыка. А потом кто-то меня толкнул. Я упала лицом вниз, под чьим-то ботинком треснула юбка. От боли из глаз посыпались искры, но страшнее всего было понимать, что сейчас меня просто затопчут. И тут раздался полицейский свисток.

– Толпу разогнали, няню рассчитали, Винсенту влетело. Лекарь сказал, что я отделалась ушибами и легким испугом. Как выяснилось, не легким. Я выросла, но мне до сих пор страшно оказаться в море людей. Можешь начинать смеяться.

Сильные руки мягко сжали плечи. Я дернулась, вилка и нож звякнули о тарелку, вино чудом не расплескалось на скатерть. Оказывается, не заметила, как Анри поднялся из-за стола и подошел со спины.

– Тереза, я всего лишь хотел размять тебе плечи.

Он опустился на корточки и развернул меня к себе.

– Я когда-нибудь над тобой смеялся?

Я покачала головой.

Детские страхи сильнее прочих. Все в прошлом, я давно способна за себя постоять, но внутри все равно сидит перепуганная девчонка, расквасившая нос о брусчатку. Это ей становится плохо, когда вокруг не протолкнуться. Ее бросает в холодный пот, когда на балу слишком много людей.

– Теперь у тебя есть я. И я никогда не отпущу твою руку. Если сама не попросишь.

Я кивнула. Чем ближе мы подходили друг к другу, тем больше я волновалась. А чем больше волнуешься – тем больше делаешь глупостей. Остается надеяться, что мне хватит сил довести дело до конца, и кошмар с Эриком останется в прошлом.

– Что не так?

Пальцы мягко очертили контур моих губ.

– Просто переживаю из-за Луизы.

– Уже с неделю.

Я вздрогнула и посмотрела на Анри.

– Думаешь, я слепой?

Муж сжал мои руки, заставил подняться. Мягко привлек к себе, поглаживая пальцами шею. Я же мысленно хваталась за обрывки лжи, пытаясь склеить их поизящнее. Глупо было думать, что Анри ничего не заметит. Он же читает меня как раскрытую книгу. Дура, идиотка наивная!

– Послушай, наша с тобой свадьба вышла далекой от идеала.

Я вскинула глаза, вцепившись руками в мощные плечи мужа.

– А сейчас ты бегаешь с Луизой по примеркам, смотришь на подвенечное платье и постоянно слушаешь про прием, бал и торт.

Венчание, бал и торт? При чем тут… Я нахмурилась, а спустя миг чуть не рассмеялась от облегчения. Он решил, что я переживаю из-за свадьбы? Слава Всевидящему! И распространенному мнению, что каждая женщина мечтает о красивом белоснежном платье, букетике и восторженных взглядах. Если бы у меня нашлось на это время, может, я и переживала бы, но, к счастью, голова занята другим.

– Предлагаю устроить что-нибудь грандиозное, когда вернемся в Вэлею. Всю эту чепуху с плясками, венчанием и прочей