големов придавили к земле отчаянно брыкавшуюся Шиву…

Лазарен получил короткий резкий удар каменной ладонью по шее и потерял сознание. Ноги его подогнулись, рыцарь оперся на пику, как на трость, и повалился на бок. Шива яростно дернулась, сыпля изощренные кревландские ругательства, но все было бесполезно…

Прошло два дня, а Лазарен не знал, где находится. Он был заперт в каком-то сарае, время от времени голем заходил внутрь и приносил какую-то баланду, от которой несло тухлятиной и знакомым ароматом эрафийских тюрем. Главной мыслью разведчика был даже не побег, не то почему слуги Арагона так жестоко обошлись с ними…

Лазарен неожиданно понял, что те несколько дней, что он провел вместе с Шивой, были, может быть, самыми счастливыми днями в его жизни. За десятилетие службы в разведке, десятилетие поиска, попыток, риска и удовольствий он находил и терял очень многое, встречался с разными женщинами и лишь сейчас понял, что на самом деле следовало искать! Он чувствовал себя свободным, лишь когда был с ней рядом. Его род угасал, у Лазарена не было ни братьев, ни сестер, семья так и не сложилась. Все, что было для него дорого, все, что было для него ценно, заключалось сейчас в этой женщине.

Лазарен знал, ни на минуту не сомневался в том, что снова её увидит. Никакие браслеты молчания, никакая магия не смогут остановить его. Он физически ощущал – Шива здесь, рядом, и дальше их судьбам суждено идти вместе.

Центральная Эрафия, Энроф. 9-й путь Лун, 989 год н. э.

Королевский дворец Энрофа был полон людей. Вся столица королевства гудела как улей. Эдрик готовился выступить в решительный поход, последний поход против нежити, как было официально объявлено. Город утопал в украшениях, флагах и цветах. Оружие подскочило в цене в несколько раз, но даже при таких ценах было сложно найти хоть один лишний меч или доспех. Говорили, что под Торренсомом, где собиралось дворянское ополчение, было уже пятьдесят, а кто-то упоминал о шестидесяти тысячах воинов. Всю эту прорву вооруженных мужчин сопровождало множество торговцев, слуг, провиантских служб, спекулянтов и проституток. То есть на деле лагерь был вдвое больше, оттуда в город и обратно тянулись бесконечные обозы.

Замок Энрофа, большое укрепление с четырьмя стенами и неприступными, стоящими на естественных холмах башнями, господствовал над всей долиной. Башни высотой превышали сто ярдов и были сложены из огромных глыб. Это был город в городе. Одна из стен вертикально сходила в воду Прады, в ней были сделаны подземные системы забора воды так что, даже запрудив реку, взять цитадель было невозможно. Ни разу в эрафийской истории столичную цитадель не брали враги, да и осаде он подвергался лишь единожды – в ходе городского мятежа около трехсот лет назад. И все-таки время наложило серьезный отпечаток на некогда аскетичный и воинственный вид цитадели.

Прежде внутри располагались исключительно военные постройки, но ещё дед деда нынешнего короля начал от них избавляться, вынося в большой город. Фаллен Великий, дед Эдрика, окончательно изменил назначение центра города, разрушив внутренние казармы. На насыпанном на их месте искусственном холме был воздвигнут дворец и разбит прекрасный сад. Ранее постройки замка скрывались за его неприступными стенами. Теперь же просторное желто-зеленое здание дворца возвышалось из-за зубцов и сверкало золотом, как дорогое украшение в древней, грубой оправе. Придворные летописцы, простые писатели и стихотворцы, ищущие при дворе славы, признания и богатства, писали, что своей красотой королевский дворец превосходил храм светлого круга, академию и дворцы старой столицы Эф-Полара.

Правильное трехэтажное здание напоминало слоеное печенье и располагалось на зеленом холме. Снизу к нему вели каменные дорожки среди изящного сада. Сюда не поднимались на лошадях, и из крупной живности были лишь десяток королевских грифонов, разместившихся на окружающих широких террасах. Сейчас к ним присоединился серебристый пегас, гарцевавший на идеальном газоне среди красивейших клумб – труда десятков садовников и лично королевы Анны, которая по возвращении во дворец развила бурную украшательскую деятельность. Была середина сентября, но в саду не было ни одного желтого листочка. При дворе говорили, что неувядающие деревья в саду Грифонхатов предсказывают скорую победу над Темным кругом.

Катберт опирался на покрытый бордовым бархатом золоченый подоконник и смотрел на пегаса. Блестя серебристыми боками, конь играл с группой детей, за которыми не уследили придворные. Сегодня его младший брат давал огромный прием и бал в честь отбытия в войска и начала военной кампании. Вся элита и верхушка эрафийской знати была здесь, многие с самыми юными членам семей. Детей знати развлекали фрейлины и пажи.

После измены главы пажеского корпуса маркиза Лакамрэ многих пажей выходцев из простолюдинов прогнали со двора, а сама система подбора верных слуг из числа сирот ослабла. Стало очевидно, что взросление при дворе и жизнь с одной мыслью послужить государю не является панацеей от измены. Наоборот, Лакамрэ оказался самым опасным негодяем, лично покушавшимся на государя, только телохранитель Рууда, этот неприятный на вид Фош спас тогда Эдрика от верной смерти.