– Очень широкий вопрос.

Да, она умирала, но ей все равно было весело наблюдать, как я отчаянно пытаюсь выпытать из нее ответы.

– Ладно, давай так: что измеряют черные коробочки?

– Ничего они не измеряют. Обычная психологическая уловка: нет красного огонька – нет опасности, все спокойны.

– Что скрывается в Башне?

– В туннеле? Думаешь, мы бы до сих пор отправляли экспедиции, если бы знали?

– Они боятся. «Южный предел», в смысле.

– Думаю, да.

– У них тоже нет ответов.

– Открою тебе один секрет: граница надвигается. Пока медленно, но с каждым годом все быстрее. Спрогнозировать процесс нельзя. Возможно, вскоре она будет съедать по полтора-два километра за раз.

Я крепко задумалась и замолчала. Подойдя вплотную к средоточию тайны, уже нельзя отойти и обозреть ее целиком. Пускай черные коробочки ничего не измеряют, но тогда мне показалось, что все они горят красным.

– Сколько всего экспедиций побывало в Зоне?

– Ты про журналы? – уточнила психолог. – Нехилая такая куча, да?

– Ты не ответила на вопрос.

– А если я не знаю ответа? Или не хочу тебе отвечать?

Наш разговор будет именно таким до самого конца, и ничего с этим не поделать.

– С чем на самом деле столкнулась «первая» экспедиция?

Психолог скривилась, но в этот раз не от боли, а скорее от какого-то постыдного воспоминания.

– Они оставили видеозапись… ну, типа того. Собственно, поэтому сюда запрещено приносить высокотехнологичное оборудование.

Видеозапись… Почему-то после прочтения горы отчетов это меня не удивило. Я решила не останавливаться:

– Какие инструкции ты от нас скрыла?

– Ты начинаешь меня утомлять. А я начинаю понемногу отключаться… Иногда мы говорим вам больше, иногда меньше. У них своя статистика и свои мотивы.

Отчего-то безликие «они» казались картонными, будто она сама не верила, что «они» настоящие.

Нехотя я вернулась к личным вопросам.

– Что ты знаешь о моем муже?

– Не больше того, что можно узнать, прочитав его отчет. Уже нашла?

– Нет, – соврала я.

– Он очень проницателен. Особенно в отношении тебя.

Блефует? Впрочем, она провела на маяке достаточно времени, чтобы найти журнал, прочитать и положить обратно. Не важно.

Небо темнело, становилось ниже, волны накатывали все сильнее. Сидевшие на берегу птицы разбегались на ногах-ходулях, но снова сбивались в кучу, когда вода отступала. Песок вокруг нас осыпался, на нем проявились извилистые тропки крабов и червей. Обширное сообщество, обитавшее здесь, продолжало заниматься своими делами, не обращая внимания на нашу беседу.

Где же пролегала морская граница? Когда я задала этот вопрос в ходе обучения, психолог ответила только, что тот рубеж еще никто не пересекал. Мне представилось, что экспедиции просто растворялись в далеком свете и тумане.

Дыхание психолога стало поверхностным и неровным, каждый выдох сопровождался хрипом.

– Могу ли я что-то для тебя сделать напоследок? – решила смягчиться я.

– Когда я умру, оставь меня здесь, – ответила она, нисколько уже не пытаясь скрывать страха. – Не хорони и не переноси. Просто брось здесь.

– Больше ничего не хочешь сказать?

– Нам не следовало сюда приходить. Мне не следовало сюда приходить.

Боль, с которой она произнесла эти слова, никак не была связана со скорой кончиной – ее могла вызвать только личная мука.

– И все?

– Я пришла к выводу, что это ответ на все вопросы.