После бури воздух был прохладнее и свежее, однако теперь, в девятом часу, на улицах не было никого, кроме меня.

Я остановился и огляделся вокруг: каменные дома, мазанки, дым растопленных поутру очагов. Я будто увидел этот город впервые — до чего беспорядочным и безобразным казался он теперь, когда аббатство лежало в руинах! Мертвая планета без солнца, отдавшая всю жизненную энергию дьявольскому холму.

Он снова обрел ее. И самый холм казался на первый взгляд безмятежным и окутанным ореолом святости… только святость эта, его магия, была стихийна и не имела ничего общего с дисциплиной аббатства. То была магия хаоса.

Совершенно внезапно передо мной предстало мрачное зрелище. На миг мне почудилось, будто я смотрю на Гластонбери глазами сэра Эдмунда Файка. И чувствую то же, что чувствует он. Ощущение потери. Пустоту, заполненную ныне гневом.

Я понял, что за мной наблюдают, и повернулся. Я начал замечать серые лица в дверных проемах и окнах, украдкой раздвинутые занавески.

Немой страх. В маленьком городе новости разлетаются со скоростью звука. Будто гонимый инстинктом, я побежал по улицам и переулкам. Наконец добрался до улицы, где стояла новая церковь Святого Бениния, и тут до меня донеслись голоса…

— Остановите их!

Пронзительный женский крик заставил меня резко остановиться. Прижавшись к ветхой глинобитной стене, я осторожно выглянул за угол. В облаках утреннего печного дыма у колокольни танцевали фигуры людей, точно куклы на лесках.

— Убирайтесь! — Громкий голос отрезал, словно удар хлыста. — Кто сунется, пойдет с нами.

Давясь от кашля, я медленно подвинулся к краю стены и увидел десятка два людей: женщины с детьми и старики выстроились по обеим сторонам улицы, как на парад.

Между ними двое мужчин держали за руки третьего, постарше их возрастом, который тщетно сопротивлялся им. За его спиной, на ступенях дома, появился еще один человек, в кожаном камзоле, и, вероятно, ударил пленника короткой дубинкой, отчего тот рухнул на мостовую, будто он марионетка и ему обрезали лески.

— Гос… Стойте!

Упавший на камни мужчина тотчас попытался откатиться в сторону. И я узнал в нем доктора Борроу. Нога занеслась над его беззащитной головой. Закричав, я бросился вперед.

— Прекратите! Немедленно прекратите, подонки, именем королевы!

Воцарилось молчание. Сапог застыл в воздухе.

— Не суйся не в свое дело. — Обломанные зубы сверкнули в седеющей бороде. — Тебя это не касается… кто бы ты ни был.

Под кожаным камзолом промелькнул полуобнаженный клинок. Все внимание теперь было обращено на меня, кто-то шевельнулся в дыму, и мне стало ясно, что их было пятеро, а я оказался в неприятнейшем положении. Никто из горожан не повел бы и пальцем, чтобы спасти меня.

— Тут мы — закон, приятель, — сказал человек в кожаном камзоле. — Даже думать не смей одурачить нас.

Я стоял один посреди улицы, но меня не беспокоило это.

— Я — доктор Джон, из королевской комиссии. Прибыл сюда вместе с сэром Питером Кэрью. Если этот человек получит увечья, вам достанется. Это я обещаю. Каждому. Понятно?

Боковым зрением я заметил, как пытается уползти Мэтью Борроу.

— Не смейте, — сказал я. — Оставьте его.

Мой голос звучал тихо, но, похоже, возымел действие. Странно, но я чувствовал себя спокойно. Я пристально глядел на человека в кожаном камзоле, сумев каким-то образом выдержать долгую паузу, прежде чем заговорил вновь.

— Теперь уходите, все. Иначе сами не заметите, как вернетесь к прежней убогой жизни бродяг и воров.

Быть может, подействовал мой тон — даже не знаю, как это звучало, — но человек в камзоле, похоже, был готов сделать шаг назад — глаза забегали из стороны в сторону, будто я наступал на него. Потом он покачал головой.

— У тебя только слова, приятель. Твое слово против моего… и его… — Он показал поднятым большим пальцем в сторону своих спутников. — И его.

— За вас не дадут и гроша, — тихо произнес я. — За любого из вас. Вы всего лишь шайка наемников. Расходная часть.

Возможно, он недопонял последнее выражение, но, несмотря на то, что я был небрит и одет кое-как, он все же уловил элемент угрозы и мою уверенность в себе, которой не ожидал даже я. Он огрызнулся, но избегал смотреть мне прямо в глаза. Наконец, фыркнув, пихнул клинок в ножны под кожаным камзолом. Я же оставался на месте и ждал. И чувствовал… будто отделился от себя самого. Дурман возвращался. Казалось, что я парю в воздухе, обозревая сверху происходящее, и жалкие дома, и грязные улицы, и заваленные мусором дворики.

— Проваливайте, — сказал я. — Пока я не запомнил ваши лица.

Человек в кожаном камзоле подал короткий знак своим людям и грозно зашагал на меня. Но я не тронулся с места, и он грубо задел меня сбоку своим плечом. Я почувствовал боль, но странный восторг овладел мною, и я не дрогнул.

Сопротивляясь желанию потереть плечо, я обратил внимание на его руки, когда после столкновения человек в кожаном камзоле вернулся в равновесие. Кинжал не покинул ножен во второй раз. Я смотрел прямо перед собой, будто ничего не случилось, и обратил внимание на некоего юношу. Он озадаченно наблюдал за мной, и на мгновение мне показалось, что я уже видел его, только не в камзоле и не в чулках.

Две женщины, одной из которых была Джоан Тирр, помогли Мэтью Борроу подняться по ступеням дома, однако доктор явно не желал заходить в него. Взгляд Мэтью был устремлен в другой конец улицы, мимо церкви; правая рука повисла, словно пустые ножны.

Я подошел к старику.

— Ради всего святого, доктор Борроу, что все это значит?

Старик раскашлялся, и женщина рядом с Джоан Тирр обратилась ко мне.

— Они пришли с рассветом, сэр, постучали в дверь и потребовали дать им обыскать дом.

— Ублюдки, — прошипела Джоан Тирр.

— Отведи его в дом, Джоан, — велела женщина. — Ступай, приведи себя в порядок, Мэтью. Я скоро буду. — Она говорила с валлийским акцентом, характерным для южного Уэльса. Потом снова повернулась ко мне. — Я живу в доме на той стороне. Мой муж — викарий. Я видела, как они вошли в дом. Едва дверь открылась, прижали доктора к стенке и ворвались внутрь.

— Но ведь они знают, кто он. Наверняка он даже лечил…

— Нет, — возразила жена викария. — Они не знают его. Эти люди не из Гластонбери. Мы никого из них не знаем.

Ничего удивительного. Желающих поучаствовать в поимке преступника хватало. Некоторые даже приходили издалека просто ради охоты и насилия и возможности поживиться за чужой счет.

— В городе их полно, это точно, — сказала жена викария. — Прошлую ночь, во время бури, сидели в тавернах. Приехало несколько дюжин.

— Ублюдки, — снова выругалась Джоан.

— Несколько дюжин? — Я пошел по улице следом за женой викария. — Что им здесь было нужно?

Жена викария посмотрела на меня задумчивым взглядом. Полная женщина с желтоватыми волосами, убранными под чепец.

— Была страшная ночь, сэр. Мой муж, викарий, с самого рассвета у алтаря молится о прощении. Грех тяжелым грузом лежит на всех нас.

— Джо Монгер может за меня поручиться, — заверил я. — Что они искали здесь, миссис?

— Они нашли, что искали, — ответила она. — Но этого было мало. Конечно, уж они-то знали, что отец не станет стоять в стороне, и, когда он побежал следом за ней, они набросились на него. Не его вина, что она его кровь и плоть.

— О чем…

— Зачем она вернулась, так того я не ведаю.

— Кто? — Небо словно треснуло пополам. Я едва сдержался, чтобы не схватить жену викария за плечи. — Говорите.

— Должно быть, они следили за домом всю ночь. Я так думаю.

Казалось, небо вот-вот рухнет на землю.

— Вы не видели, как ее увели? — удивилась жена викария.

— Боже…

Она испуганно смотрела на меня недоверчивым взглядом, и мне хотелось встряхнуть ее, вытрясти из нее все это показное сочувствие, заменившее здравый смысл.

— Говорите же!

Моя голова словно пылала огнем, и, вероятно, заметив в моих глазах признаки бешенства, жена викария попятилась назад. Я снова обратил внимание на юношу, наблюдающего за нами, и понял, что это брат Стефаний, один из двух монахов, которых я видел с Файком в день нашей первой встречи на вершине дьявольского холма.