– Он заколдовал Буила? – посмотрела на Юайса Глума, когда заскрипели ворота за умчавшимися стражниками.
– Не знаю, – подтолкнул Гаоту к входу в трактир Юайс. – Здесь чистое место. Удивительно чистое. Конечно, такой колдун, как Нэмхэйд, может его нарушить, но вряд ли Корп так силен. Я бы почувствовал это сразу. Здесь он может колдовать только на самого себя. Но что это за колдовство, я не могу понять… Идем…
В обеденном зале трактира вновь было пустынно, только увалень Амадан, хихикая, возился с ведром и тряпкой, размазывая грязь по полу. Из кухни доносились сытные запахи, и Гаота почувствовала, что она не отказалась бы не только от какой-то вкусной еды, а уже и от любой, лишь бы та не была чересчур противной. Привлеченные шагами постояльцев, из кухни выглянули сразу три головы – Кача, Брога и Иски, и вскоре эта шустрая трехголовость усердно накрывала на стол, не утруждая себя вопросами, что попросят на ужин гости: верно, имела на этот счет какое-то собственное мнение. Амадан бросил ведро и убежал во двор, а Юайс поймал за локоть Иску, улыбнулся конопатой девчонке, к удивлению и даже некоторой ревности Гаоты вытащил из висевшей на его боку сумки завернутые в тонкую тряпицу четыре леденца и вручил их трактирной старательнице с увещеванием поделиться с двоюродными братьями и убогим.
– Кто сейчас в трактире? – спросил он девчонку.
– Сейчас скажу, – сдвинула она брови, сунула три леденца за пояс, развернула оголовок четвертого и тут же облизала его розовым языком. – Значит, так, – на свободной руке начали загибаться пальцы, – в самом трактире – дед, он на кухне, потому что маме Тине нездоровится с утра, когда приходил какой-то страшный человек. Дядя Транк спит у себя, он в обед приложился к кувшинчику с пойлом, так что от него толку маловато. Он вообще говорит, что лучше всего было бы напиться и пить не переставая еще с недельку, пока все не закончится. Я, Кач и Брог здесь… Амадан побежал гладить осла. Егерей нету. Усатого травника нету. Палача Дойтена – нету. Судьи Клокса еще нету. Но вы трое, монашка и зеленый старик здесь. Но они тоже больные. На монашке лица не было, она руками по ограде перебирала, когда заходила в трактир. За час до вас вернулась. А зеленого старика… или не старика, не знаю уж, как с утра вместе с мамой Тиной приложило, так и всё. Он только в полдень до своей комнаты добрался. Но Кач бегал к нему. Спит. С утра еще Амадан до полудня хныкал, всех зацепило. А лекарь куда-то пропал. Брог вот только что принес поднос от него. Ничего не доел, как будто спешил куда. А как из трактира ушел, никто не видел. Всё?
– Покажи его комнату, – отпустил девчонку Юайс и с тревогой посмотрел на Глуму и Гаоту. – Пошли.
– Я знаю, где его комната, – сказала Глума. – Она через одну от моей.
– Там незаперто, – пожала плечами Иска. – И вещей никаких нет. Как будто он и не жил там.
Они стояли перед тяжелой дверью уже через минуту. Юайс дал знак Глуме отойти, а Гаоте – спрятаться за его спину, вытянул из ножен меч и начертил что-то на двери. Заключенный в окружность косой крест вспыхнул бледным пламенем и ушел в полотно двери.
– Почему ты не преподаешь колдовство? – восхитилась Гаота.
– Потому что я не колдун, – ответил Юайс и потянул на себя дверь.
Небольшая комнатушка была пуста. На столе чуть коптила лампа. Тюфяк на лежаке был свернут. Платяной шкаф с распахнутыми дверцами тоже зиял пустотой. В жестяном тазу подрагивала вода. В окно заглядывал месяц.
– Вот, – показал на едва заметные светящиеся полосы и пятна на полу Юайс.
– Что это? – не поняла Гаота.
– Следы, – ответила Глума. – Так… Это сапоги стражников. Это следы мальчишки, который забирал еду. А это…
– Он был здесь, – глухо произнес Юайс. – Стоял в углу за столом. Если и колдовал, то на самого себя. Но его никто не увидел. Возможно, он был еще во дворе, когда мы спешивались с лошадей.
– Что это за колдовство? – спросила Гаота.
– Я не колдун, – повторил Юайс и добавил, направляясь к выходу из комнаты: – Но, похоже, мне придется им стать.
Они только собрались вновь сесть за стол, как дверь открылась и в трактир ввалился мокрый и уставший Дойтен. Он увидел Юайса, Глуму, Гаоту, с облегчением выдохнул, тут же скривился, словно от боли, и вымолвил:
– Клокс убит. Мы с Басом принесли его. Он во дворе. Выловили в реке. У него вырвана глотка. И надрезана рука. Он – седьмой.
– Восьмой, – побледнел Юайс. – Глума. Давай сигнал егерям. Нечего больше караулить. Сегодня зверя не будет.
Глума кивнула, вытащила из?за пояса короткую трубку и вышла из трактира. Через несколько секунд с улицы донеслось низкое, но громкое уханье ночной птицы.
