отряде, как наш? Ну, к примеру, мы давно друг другу цену знаем. А вот когда нужда возникает, круг егерей отправляет куда-то отряд. В пяток человек или около того.

– Так неужто, если ваш круг может вас куда-то послать, он и старшего вам не назначит? – не понял Дойтен.

– Назначит, – кивнул Сос. – Но егеря – свободный народ. И обычно старшего выбирают сами. Точнее, кто-то вызывается. Кто не хочет, тот и не вызывается. А если вызываются двое, то они это и решают между собой. Обычно на кулаках, а там-то – хоть на корягах.

– И что же? – вытаращил глаза Дойтен. – Никто не мог одолеть эту бабу?

– И ты не сможешь, – улыбнулся Сос. – Поверь мне, усмиритель. Есть, правда, говорят, и среди егерей особые бойцы, но или они с другой стороны гор охоту ведут и с нами не сталкиваются, или в спор не лезут.

– А Глума ваша, стало быть, лезет? – спросил Дойтен.

– Сама – нет, – усмехнулся Сос. – Но на вызовы отвечает по необходимости. К тому же и на привалах редко покоя нам дает. Учит.

– И что же, нет никого, кто мог ее одолеть? – не поверил Дойтен.

– Среди тех, кого я знаю, только один ее мог взять, – улыбнулся Сос. – Он, правда, давно уже не черный егерь, но когда-то был ее наставником. Служит, кстати, при Священном Дворе.

– Только одного черного егеря знаю при Священном Дворе, – задумался Дойтен. – Дэтом его кличут. Но он вроде бы с другой стороны гор?

– Я об Юайсе вашем говорю, – покачал головой Сос.

– Ах вот о ком… – понял Дойтен, поклонился Сосу и заторопился обратно к площади, потому как что бы в городе ни происходило, начинать и заканчивать все дела явно на площади надо было. Однако глупость какую-то сказал этот самый Сос. С одной стороны, разве может быть наставником Глумы Юайс, который на вид вряд ли ее старше, то есть явно не перевалил еще и тридцати лет, а если и перевалил, то года на три-четыре, не более того? С другой стороны, больно уж тих и медленен этот самый Юайс. И говорит всегда негромко, и доблести своей пока никак не проявил. Ну снял какую-то погань с бедного Цая, но то колдовство, а не фехтование или схватка на кулаках. Он и должен уметь колдовать, ведь наставник все же в Приюте Окаянных, или кто он там? Эх, если бы не эти дурацкие пределы на дороге к Стеблям, сходил бы Дойтен в крепость, посмотрел бы на эту наставницу Пайсину, что учит школяров драться. Наверное, сродни Глуме. Отчего так бывает, что если баба здорова телом, быстра и ловка, она и на лицо милей прочих кажется? Нет, Юайс никак не может быть столь велик, уж больно на рожу смазлив. Все-таки к воинам нельзя бабскую мерку прикладывать, нельзя. Вот взять того же Дэта. И в самом деле, ни разу Дойтен с ним из одного кубка не пил, но в те редкие разы, когда приходилось сталкиваться в зале, где Ата заставлял разгонять жир охрану Священного Двора, Дойтен ему не уступил ни разу, хотя и схватывались с ним только на мечах. Или же Дэт жалел соратника по тройкам? Страшен же был, как демон, и мало того что превышал ростом Дойтена на половину головы, так еще и шире его был в полтора раза, а все одно двигался и прыгал как белка. А что было у Дойтена? Только давняя закалка в дружине Нечи? Пятнадцать лет с утра до вечера, до кровавого пота, потому что если ты выжил в камнедробилке ветеранов королевской дружины, ты выживешь и в настоящей битве. Однако надо бы это дело вспомнить. Помахать с утра мечом, размять брюхо, подтянуть руки и ноги. А то ведь так и не заметишь, как превратишься в руину…

Слово за слово бормотания под собственный нос – и не заметил усмиритель, как прошагал весь город. Позади уже второй раз за день остались и замок, и древний мост через Дару, и городская цитадель вместе с площадью, и трактир Юайджи… надо бы уже как-то и заглянуть в него, и усадьбы богатых горожан, и домишки бедных, и мастерские плотников и суконщиков, чаны и стружка, вонь вываренных смол и красящих отваров, и вот они – северные ворота. Частокол вокруг – как насмешка, а сами ворота на древнем пути – ворота и есть. С каменными столбами, стальными створками, стражей и мытарем-обозником. Пришлось Дойтену снова нацепить на грудь мантию да расспросить служивых, как далеко до городского кладбища, чтобы уже через полчаса, миновав ближайшие огороды, выйти к кладбищенскому пустырю. Древний дедок в бревенчатой сторожке у кладбищенских ворот долго не мог понять, чего от него хочет важный старатель из самого Священного Двора, а как понял, так расплылся в улыбке беззубым ртом и замахал рукой в сторону: мол, идти надо четыре сотни шагов по широкому проходу между могилами до второй часовни, за ней повернуть направо и пройти еще двести шагов, а уж там смотреть во все глаза, потому как только на могиле жены Линкса – железное колесо. Украли бы давно, да в камень оно вправлено, живот надорвешь украдывать.

Дойтен кивнул и пошел шелестеть желтыми листьями между могил. Едва ли не каждое захоронение было украшено чем-то вроде изображения святого колеса, а то и настоящими колесами. Впору представлять себя на палубе корабля, штурвал у которого не один, а тысячи. Ведь забирался он мальчишкой на иноземные суда, которые швартовались в порту Нечи. Даже и за штурвал такой хватался. Что же получается: если бы прихватывали святого Нэйфа не к колесу, а, например, к какой-нибудь двери? Что же тогда, на могилах двери стояли бы? А на колокольне храма что сияло бы вместо святого колеса? Дверь?..

Добравшись до второй часовни, Дойтен повернул направо, отсчитал двести шагов, но еще не пройдя их, заметил отсвечивающее черненым железом колесо на одной из могил. Продрался сквозь кусты, проклиная болтающийся на поясе меч, перешагнул через три десятка могил и наконец оказался у странного знака: из тяжелого – размером три на два локтя – камня торчали две выкованные с немалым мастерством руки, которые сжимали стальную ось. На нее было насажено железное колесо шириной в локоть. На камне точно между основаниями железных рук проступало имя – «Ив».

Дойтен ощупал надпись, руки, подивился отсутствию ржавчины и тронул колесо. Оно закрутилось. Бесшумно и плавно, кузнец явно был