подсказывает?

– Нэйф? – испуганно прошептала Гаота.

– Не знаю, – задумался Юайс. – Но они – вестники беды… Интересно, к нам когда-нибудь подойдут взять заказ?

– С почтением к сану служителей Священного Двора готова услышать ваши пожелания, – возникла перед столом юная девушка.

Гаота посмотрела на милое лицо и вдруг поняла, что подошедшая служка похожа на Юайджу. Разве только седины не было в ее волосах, и ни старость, ни усталось, ни горе еще не наложили на девичье очарование ни единого штриха. Юайс о чем-то говорил с ней, а Гаота смотрела на ее обнаженные до локтей руки, вышитый зелеными листьями передник, убранные под платок рыжеватые волосы и вспоминала, как какой-то час назад шла перед Юайсом и дула губы, хотя и не могла понять, что же ее обидело. Ну да, ее наставник столкнулся со своей старой знакомой, которую зовут Юайджа и которая, судя по имени, держит вот этот трактир возле ратуши. Она его знает под другим именем, назвала Галайном. Юайсу это не понравилось, и он ее заворожил, сделал так, чтобы истерзанная жизнью женщина забыла о нем. Отчего тогда Гаота не почувствовала ворожбу? Тот же Брайдем говорил, что быть такого не может, чтобы Гаота не почувствовала какую-нибудь ворожбу. Ее вроде бы только ради этого и отправили с Юайсом в Граброк. Или ворожбы не было? Не просто же так, подходя к площади, Гаота развернулась и спросила Юайса прямо:

– Ты заколдовал ее?

– Нет, – остановился Юайс, блеснув взглядом из-под локонов, – мы были с ней знакомы. Довольно близко. Но очень давно. И однажды договорились, что если я ее о чем-нибудь попрошу, она это сделает для меня. Считай, что я попросил ее принять мое новое имя. Хотя никакое оно не новое.

– А как тебя зовут на самом деле? – нахмурилась Гаота.

– А тебя как зовут? – спросил Юайс.

– Гаота, – она снова надула губы.

– А меня Юайс, – учтиво поклонился спутнице защитник. – Или Клокс и Дойтен называют меня иначе? Или я не откликаюсь?

– Откликаешься, – шмыгнула носом Гаота. – Но мало ли на какое имя откликается человек?

– Это верно, – кивнул Юайс. – Человек порой откликается на разное. Но имя – это очень важно. И существуют таинства, которые служат сохранению некоего подлинного, тайного имени. У тебя есть такое?

– Нет, – удивилась Гаота. – Зачем оно мне? К чему имя, которого не знает никто? Но если даже оно и есть, я его уже не узнаю. Мама называла меня маленькой разбойницей. Это годится для тайного имени?

Зря она тогда вспомнила о матери. Потом ей пришлось стоять напротив наставника и старательно делать вид, что она высечена из камня и никакие воспоминания не способны поколебать веселушку Гаоту, главную разбойницу Приюта Окаянных. Только вот что делать с глазами?

– Это не тайное имя, – прижал к себе девчонку Юайс, позволив ей вытереть лицо о его котто. – И ты не слишком надейся, что тебе удастся остаться без тайного имени. Оно есть мало у кого, но у тебя должно быть. Однажды мы его узнаем. Если же его нет, то выберем самое красивое. И знаешь, что будет наполнять тебя радостью? То, что никто и никогда, кроме нескольких посвященных, не узнает это твое имя. И уж точно никогда тебя им не окликнет.

– Что же в этом хорошего? – прошептала Гаота, вдыхая запах своего наставника и удивляясь, почему ни потом, как от Дойтена, ни какой-то затхлостью, как от Клокса, от него не пахло, а пахло так, что не хотелось никуда отходить, чтобы не забыть пойманный запах.

– Тайна наполняет носителя таинственностью… – ответил Юайс. – А если серьезно, то не дает применить против тебя самое изощренное колдовство. Рассказать свое тайное имя – это то же самое, что срезать и подарить врагу прядь своих волос.

– Ужас… – выдохнула Гаота, вспомнив предостережения наставника Грана.

– А теперь представь, – продолжил Юайс, – что ты приезжаешь в город, в котором уже была много лет назад. Тебя уже почти не помнят или не помнят вовсе, но однажды ты отметилась в этом городе и точно знаешь, что имя твое осталось в городских книгах. Стоит тебе заплатить самую пустяковую пошлину, ты снова попадешь в списки. Но прежде этого городские старатели развернут старые свитки на ту же буквицу, на которую начинается твое имя. И увидят тебя и удивятся, что за столько лет ты нисколько не переменилась. А то и вспомнят какие-нибудь, по их мнению, прежние недоимки. Поневоле назовешь какое-нибудь другое имя.

– Галайн… – прошептала Гаота, словно пробовала это имя на вкус.

– Юайс, – засмеялся наставник. – Во всяком случае, я прожил под этим именем большую часть своей жизни.

– А долгой она была? – спросила Гаота.

– Та ее часть, что осталась у меня за спиной, пролетела как один день, – заметил он.

– И едва не оборвалась, – показала она на стрелу, которую он нес в руке.

– Так она не может оборваться, – сказал Юайс. – Я предчувствую опасность. И не только для себя, но и для тебя. Только поэтому мы идем по городу и не прячемся. Так что умирать я пока не собираюсь, и тебе тоже не следует к этому готовиться. И мы будем надеяться, что оставшаяся часть моей жизни будет тянуться долго и надоедливо! И не только для меня.

– Ты ворожишь? – спросила она, подняв глаза. Нет, он и в самом деле смеялся, а она вдруг поняла причину своей обиды и залилась краской. Отец Вседержатель! Неужели она ревнует? Только этого не хватало!