Больше с ней никто не разговаривал. Нет, с ней пытались заговорить, но разговора не получалось. Она отвечала односложно или не отвечала вовсе, даже тогда, когда уже начала присутствовать на поучениях наставников. А первый месяц, шаркая валенцами, она просто бродила коридорами и лестницами Стеблей, иногда нося на руках напрасно мурлыкающего котенка. Спускалась в подвалы, поднималась в башни, бродила со свечой в длинных коридорах и пустынных залах, укрытых в толще скал, воздух в которые проникал через скрытые отверстия, оставляя солнечный свет снаружи. Но там было холодно. Так же холодно, как и на открытой площадке, укрытой за оголовком средней башни. Там Гаота оставалась надолго, вдыхала, кутаясь в войлочный плед, морозный воздух, ловила падающие на лицо снежинки. Уходила к расположенной тут же конюшне и гладила морды лошадей, помогала их хозяйке Капалле – невысокой и щуплой черноволосой женщине – рассыпать овес по кормушкам и расчесывать лошадям гривы. Заглядывала на кузню, где звенел молотом коротко остриженный мастер Габ. Кивала то и дело попадающимся ей в коридорах похожим друг на друга лысинами – и не похожим больше ничем – толстяку ключнику Тайсу и долговязому мастеру Уинеру. Заходила в книгохранилище к седому Скрибу, на кухню к Хиле, в царство тканей, иголок и почему-то всевозможных семян и саженцев Орианта. Не замечала своих ровесников, которые казались ей беззвучными тенями даже тогда, когда однажды Хила собрала ее вещи и отвела в другую келью, где стояли три лежака и жили две девочки. Она не запомнила их имен и лишь прошипела что-то, когда услышала их голоса. Ее оставили в покое, разве только ласкали ее котенка, а больше ей ничего и не было нужно. Она даже не могла запомнить имена наставников и как будто не слышала того, о чем они говорили, хотя шла вместе с соседками и в столовую, и на поучения, и сидела в углу, думая о чем-то своем или не думая ни о чем. Единственной радостью или скорее признаком жизни для нее было спуститься в караулку и застать там кого-то из стражников. Лучше всего мастера стражи Домхана или Крайсу. И тот и другая обычно вытягивали из корзины деревянную палку, давали ее в руки Гаоте и учили ее ставить ноги, держать плечи, двигать руками. Не говоря ни слова. А она послушно копировала их движения и все представляла ту схватку в начале глиняных увалов, в которой ее близкие отдали свои жизни. Ожила она в самом начале зимы, когда повалил уже настоящий снег, и, выйдя во двор Стеблей, Гаота увидела, что там царит веселье, снег скатывается в снежные комья, из которых ее сверстники строят снежные бастионы. Но оживила ее не радость. Хромой Брайдем высунулся из галереи средней башни и крикнул, чтобы все озорники и озорницы срочно бежали в верхний зал, потому как им предстоит познакомиться с новым наставником. И она пошла вслед за другими, поднялась в верхний зал, села, как всегда, в углу и приготовилась, как обычно, смотреть в одну точку.

– Он будет заниматься с вами следоведением, правилами охоты, противостоянием и некоторыми другими науками, – объявил Брайдем, с ухмылкой поглядывая на Гаоту. – Сейчас, он уже поднимается: надо же было его накормить после долгой дороги… Кстати, я впервые вижу человека, который прошел в нашу обитель, не споткнувшись ни на одном из пределов.

– Просто я уже был здесь, – услышала Гаота знакомый голос. – Раньше, чем вы затеяли это доброе дело и начали восстанавливать Стебли. И тогда мне тоже пришлось несладко. На каждом пределе.

В зал вошел Юайс, и Гаота вдруг рванулась с места, обняла охотника и зарыдала.