— Дело о лишении родительских прав номер 498565. Денис и Маргарита Суриковы, зарегистрированная семейная пара, гетеросексуальные отношения. Индекс социальной значимости негативный. Ввести обвиняемых!

Возможно, у меня потемнело в глазах. Я не видел, как они прошли через зал, и обнаружил знакомые лица друзей практически напротив себя. За грубо покрашенными прутьями решетки. Ритка подняла голову и посмотрела прямо на меня.

У меня дрогнули руки. В одно мгновение передо мной пронеслись все вынесенные вердикты. Я всегда писал: ВИНОВЕН.

Может быть, так правильно, и надо отбирать детей у тех родителей, что не могут их нормально воспитать. Надо передавать их в устойчивые, прогрессивные пары, социально значимые для общества, активные и готовые в лепешку разбиться ради долгожданного приемыша. Все так. Пока еще остались гетеросексуальные пары и все еще рождаются дети.

Но, Анька, любимая, бога ради, подскажи мне, что я должен написать сейчас?!

март 2012, Москва.

Ишак надсадно ревел у дверей его дома.

Проклятая образина с бельмами на выпученных глазах и трижды проклятый хозяин — прокаженный дервиш! Ведь солнце еще не встало. Еще бы спать и спать… Но куда уж теперь спать?

Он лежал на спине и тяжело дышал. Исподнее пропиталось потом, а вместе с ним и постельное белье. Влажные тряпки остро пахли; его словно сдобрили специями, завернули в листья винограда и затем уложили в лохань мариноваться… Да, уже утро. Такое же душное и пыльное, как предыдущие десять тысяч, а может, и все сто.

На потолке, окрашенном предрассветным светом в бирюзу, колыхались размытые тени, их отбрасывали ветви молодой алычи, царапающие оконное стекло. Открытая форточка поскрипывала на засоренных песком петлях, спальня наполнялась знойным воздухом: ветер этим утром дул из сердца пустыни.

Что дервиш вместе со своим ослом мог забыть у порога его дома? Как он осмелился вернуться в Пиджент? Или нищему монаху вчера растолковали недостаточно внятно, что все дороги, ведущие в город, для него заказаны?

Он протянул руку, коснулся несмятой простыни на второй половине кровати и ощутил пустоту. Все правильно, Настасья до сих пор гостит в Астрахани. У тетки-бегемотки Марты Изольдовны… Настасья говорит, что больше не может засыпать под вой пустынных шакалов, а просыпаться под молитву муллы. Но на самом деле она не в силах даже на версту отдалиться от могилы их сына, что почил, не прожив и года. Как пить дать и днюет, и ночует на городском кладбище в компании престарелых вдовушек и всенепременных ворон.

Эх, пустота в постели, пустота в душе. Будто ему сейчас легко. В одиночестве и с бременем государственной службы на плечах.

Ладно, довольно.

Он выбрался из постели, отлепил от плеч и шеи приставшую простыню. Первым делом зажег лампаду перед образами; опустился на колени и, часто