Показания соседей, врачей и ювенального инспектора звучали достаточно убедительно, обвинитель вызывал их по очереди, нарисовав в итоге жуткую картину. Я, правда, так и не понял, заболел ли в итоге бедный малыш, и — если нет — то почему методы оздоровительного папаши названы преступлением?

По совету Васили я пришел на последнее, вердиктное заседание и подумал, что другие, куда более тяжкие обвинения были выдвинуты раньше. Да и в новые-то я особо не вслушивался, на работе, как всегда, синим пламенем горели все графики — и мысли мои целиком занимал проблемный объект, а не чужие воспитательные эксперименты.

Само собой, мой ребенок будет расти совершенно в других условиях.

Заключительная речь обвинителя расставила все по местам, и мы, присяжные заседатели, проголосовали за лишение родительских прав и передачу настрадавшегося младенца в приемник.

Растерянный отец — я даже не запомнил его фамилии — о чем-то умолял с трибуны, кричал и требовал справедливости. Рядом плакала навзрыд маленькая женщина, хватала за руки судейских и просила снисхождения.

Я вышел из зала через заднюю дверь, специально предназначенную для присяжных.

Мой индекс социальной значимости поднялся почти на пятьдесят пунктов.

Вечером я пролистал очередь на сайте Центра передачи потомства. Мы с Анькой продвинулись сразу на девятнадцать позиций.

Один месяц из восьми лет можно было вычесть.

Потом заседания пошли сплошной чередой. Школьница написал жалобу на родителей — не купили новый планшет и лишили похода в кино за какие-то провинности. Грустный, худенький и женственный мальчик утверждал, что в семье его унижают за прогрессивную ориентацию.

Директор гимназии брызгал слюной и яростно стучал кулаком о край свидетельской трибуны:

— Вы же знаете, на каждом уроке физической культуры и толерантности тела мы проводим обследование учеников. И что же выяснилось?! На груди и животе маленького Андрея медсестра обнаружила длинные ряды царапин! И один синяк на предплечье! Я лично могу это подтвердить! Сам осматривал! Очень внимательно! Я всегда осматриваю сам, если есть хоть какие-то подозрения. И вот, что я вам скажу: ребенка избивали, уважаемые! Ежедневно и методично избивали несчастного мальчика, не способного оказать сопротивление насилию!

К седьмому слушанию мы продвинулись на целый год. Анька теребила меня с ремонтом детской, и я в конце концов согласился, предоставив ей право действовать. Первым делом она заказала фосфоресцирующие обои в цветочек и мягкие краски для потолка, которые меняли цвет в зависимости от освещения.

Я только посмеивался. Все же насколько хорошо, когда жена занята будущим.

Постепенно я заметил в наших заседаниях некоторые закономерности.

Если уж дело дошло до суда, ювенальный обвинитель намертво стоял за лишение прав. А что еще остается? Я, конечно, толстокожий и не слишком интересуюсь миром за пределами своих ежедневных проблем, но и мне понятно, что после того, как однополые семьи уравняли в правах с устаревшими, их становится все больше: и модно, и пропаганда действует, да и обязанностей у них практически нет, одни права. И на передачу потомства — в том числе. А откуда взять столько непристроенных детей, если даже в бэби-боксы теперь не подбрасывают младенцев, зная, сколько стоит приемыш на черном рынке?

Одна надежда на ювеналов. Говорят, раньше они занимались трудными подростками, их перевоспитанием, потом стали больше внимания уделять профилактике преступлений, а теперь фактически вся служба направлена на перераспределение детей. Чтобы те выросли в хороших, спокойных семьях.

И в этом наш с Анькой шанс.

Когда мы скинули три года, я на радостях купил шампанское. Наверное, я что-то разболтал ночью, опьяненный успехом, уютным теплом любимой женщины и остатками алкоголя… В общем, утром она уже сидела на сайте заказов и выбирала колыбельку, коляску и первые игрушки.

— Как думаешь, вот эта, красная, подойдет?

— Да подожди, Анюта! Мы еще не знаем, кого нам дадут! Может, это будет двухлетний карапуз: в такую колясочку он никак не влезет!

Она счастливо рассмеялась:

— Вечно ты со своими предосторожностями! Я только цены смотрю.

Лишь однажды мы разбирали дело, не касающееся лишения прав. Наоборот, прогрессивная пара — два ухоженных, симпатичных родителя, людей творческой элиты, судя по всему — подала прошение о снятии ювенального предупреждения. Пару лет назад они попали в поле зрения инспекции за невнимательное отношение к приемному сыну. Пятилетний мальчик ушел из дома, и полиция смогла обнаружить его только через несколько дней, голодного и грязного, в каком-то подземном переходе. Вроде бы он даже не хотел возвращаться, плакал и просил его отпустить, но, убедившись, что оба родителя относятся к приемышу с лаской и вниманием, ювеналы ограничились предупреждением.

Сейчас, предоставив все нужные справки, однополая семья просила о реабилитации. С мальчиком беседовали психологи инспекции, и он заученно отвечал на каверзные вопросы, родители блистали трогательным отношением к сыну, и дело, к всеобщему удовлетворению, разрешилось быстро.