Тальберг писал о нем: «Никон обязывал духовенство читать в церквах поучения, сам усиливая свою ревность в проповедывании. Он требовал от духовенства должного знания св. Писания и церковной службы, христианской жизни, дабы служить примером для пасомых». Патриарх поднимал иноческую жизнь — им основаны Иверская обитель на Валдае, Воскресенский Новоиерусалимский монастырь под Москвой и Кийский Крестный — в Прионежье.

Всё сопротивлялось Никону, всё давалось ему с боем, во всем жил дух отрицания. И он вел себя точно так же, как светская власть: карал, рубил, давил. Никон родился в 1605 году и в зрелом возрасте помнил, наверное, как прокатывался над страной вал бунтовского бешенства. В 1650 году оказался в центре иного мятежного урагана — большого новгородского восстания. Тогда он едва не лишился жизни и, будучи митрополитом Новгородским, принял самое активное участие в усмирении моря людского…

Никон имел очень серьезный опыт монашества. Он несколько лет провел в крайне тяжелых условиях скитского жительства на Анзере, самом северном из Соловецких островов. А потом в великой скудости пустынничал при Кожеозерской обители. Наверное, научился там смиряться и прощать. Но все-таки поступал со своими врагами не кротко и не милосердно. Иначе не мог: знал — смута в сердцах! Чуть поддайся, чуть покажи любовь и прощение, и явятся «скоп», «заговор» и «воровство». Не ответят любовью на любовь, просто почувствуют слабость. Патриарх, таким образом, оказывался заложником своего времени: ему приходилось быть жестоким, потому что иного пути само состояние общества ему не позволяло.

Церковные реформы Никона — изменения в богослужебных обычаях, замена двуперстного крещения на трехперстное, большие поправки в церковных книгах — подчинялись благой цели. Никон искал единства православного мира. Ему хотелось поднять Русскую церковь над немощью греческой православной иерархии, нищей, униженной турками, искательно стоящей у дверей католических прелатов. Этому мешали различия между греческими церковными традициями и русскими, а более того, досадный недостаток духовного просвещения в России: ни серьезных училищ, ни тем более академий… Если убрать оба препятствия, Москва могла бы стать центром православного мира — вот о чем мечтал Никон. Ради этого единства и ради возвышения он дал грекам роль учителей, уступил греческому духовенству то, что составляло русскую национальную традицию в отношении Церкви. Но ведь не на догматы покусился он, не Священное Писание переделал, а всего лишь взялся переиначивать церковный быт! Та болезненная, раздраженная реакция, которую получил патриарх, вызвала у него единственно возможный в то бунташное время ответ, какой власть могла дать смуте: проявить суровость.

Легко судить Никона из нынешнего времени: там ошибся, здесь был слишком деспотичен… Вот только в своем времени он работал за троих и, возможно, стальной своей твердостью остановил процесс распада, хаотизации Церкви, дал ей порядок. Хотя бы — такой ценой.

В 50—60-х годах XVII столетия судьба реформы Никона висела на волоске. Народ противился ей, колебались многие священники и даже архиереи. Сторонники «старой веры» обнаружились не только среди голытьбы: в ее пользу высказывались представители аристократических родов, опоры престола. Княгиня Евдокия Урусова и боярыня Феодосия Морозова предпочли принять пытки и смерть в заточении, лишь бы не изменять «старой вере». Уход самого Никона от патриаршества и сомнения царя ставили под вопрос сохранение церковных преобразований.

Однако после Большого собора 1666—1667 годов для староверов, или, иначе, старообрядцев, наступили тяжелые времена. Были подтверждены все введенные при Никоне изменения, а кроме того, сторонников «старой веры» объявили еретиками. А по 1-й главе Соборного уложения[201] еретиков, особенно тех, кто заявит о своих воззрениях прямо в церкви или помешает богослужению, ожидали суровые наказания — вплоть до сожжения. Многие историки считают, что жесткость собора в его решениях относительно староверов во многом диктовалась мнением приезжих греческих архиереев: им унификация православной веры виделась единственным способом ее выживания во враждебном мире…[202] Была ли эта «платформа» полностью оправданной — трудно сказать. Твердая позиция царя, высшего русского духовенства, а также иерархов Православного Востока, приехавших на собор, окончательно оформила противостояние патриаршей Русской церкви и старообрядчества.

Если прежде власти светские и духовные могли проявить к сторонникам «старой веры» известное снисхождение, то теперь все их вожди встали перед выбором: либо покаяться, либо подвергнуться ссылке или даже «огненной казни». В свою очередь, старообрядцы использовали любой бунт ради жестокой борьбы с Церковью за возвращение «старины». Они также не собирались идти на какие-либо уступки и требовали реставрировать все дониконовские обрядовые формы без изъятия. Их лидеры готовы были пойти на вооруженное противостояние властям.

Так, в Соловецком монастыре вспыхнуло восстание, поднятое теми, кто не счел уместным раскаяться, принять «новый обряд» и молиться за государя. Монастырь располагался на Большом Соловецком острове посреди Белого моря и представлял собой мощную крепость, а «гарнизон» его составляли люди решительные и убежденные в своей правоте. Правительственные войска долго не могли взять монастырь. Позднее, в 1682 году, старообрядцы выступили вдохновителями и наставниками взбунтовавшихся стрельцов. Прямо посреди мятежа происходил жаркий диспут между идейным вождем староверов Никитой Пустосвятом с товарищами и просвещенным книжником Афанасием (владыкой Холмогорским), а также другими православными иерархами; дошло до рукоприкладства. После подавления бунта Никите Пустосвяту отсекли голову.

Самый известный духовный вождь старообрядчества — протопоп Аввакум. Он родился в селе Григорове Нижегородской земли. В 1644 году стал священником, а позднее снискал расположение Стефана Вонифатьева, духовного лидера «ревнителей благочестия». Аввакум обладал стойким и непримиримым характером. Исправляя нравы прихожан, он никогда не отступал и не шел на компромиссы. В 1652 году его поставили протопопом города Юрьевца-Повольского. Затем он служил в столичном Казанском соборе.

При патриаршестве Никона Аввакум становится несгибаемым бойцом в защиту старообрядческого движения. Он терпит заключение, опалу и дальнюю