Кажется, прошли годы, а не дни с того момента, когда я в последний раз посетил Шахру. Сражение с Ней все еще не закончилось; его последствия лишь грядут. Они будут похожи на шрахр, с края станут казаться тонкой линией, под другим углом — овалом, но никогда полным кругом. Во время встречи с Ней я не видел и не делал ничего, что не было бы частью чего-то большего или зримым краем чего-то невидимого.
Она дала нам нечто похожее на шрахр, на ноль или бесконечность. Ее дар может заставить нас отвернуться друг от друга и деградировать либо отправиться во вселенную и выяснить, как же та устроена, действительно ли она живая и вправду ли производит собственные антитела. Такие создания, как «Вера», создавались для уничтожения таких структур, как Содружество. Но на этот раз они не сработали.
Я всегда делал вид, что меня не интересуют рассуждениями о том, что Она такое. Я — последний человек, который должен был это выяснить, но сейчас знаю о Ней столько же, сколько Шрахр. Забавно, не правда ли?
Может, Содружество придет в упадок так же, как и Шахра. Возможно, мы с Кир когда-нибудь встретимся вновь, когда те же комбинации клеток сложатся через триллионы поколений. Шансов против безграничное множество, но и возможности столь же бесконечны. Или (еще одна ирония вселенной) мы можем разминуться, не узнать друг друга. Но это случится не сейчас. Я начну все сначала.
Падет ли Содружество так же, как Шахра? Отвернемся ли мы друг от друга, как шахране? Не знаю. Возможно, они ошиблись. Но вселенная огромна, мрачна, могущественна и полна чудес. Шахране деградировали, когда Шрахр рассказал им о грядущих болезнях и о том, что вселенная отправила к ним непобедимого противника, дабы остановить их продвижение. Но «Вера» оказалась уязвимой: мы ее почти уничтожили. Она намеревалась вернуться на Шахру, но не смогла из-за того, что мы с Ней сделали. Никто прежде не наносил Ей такого урона.
И что значит понятие «регресс»? Когда Шрахр поведал сородичам, что Она такое, они отвернулись друг от друга, хотя, будучи шахранами, не пришли в упадок полностью. Они не утонули в беспросветном отчаянии, их спасло отлично развитое чувство иронии.
Теперь я обладаю таким же. В отличие от «Веры», я побывал на Шахре дважды.
Я знаю шахран больше, чем кто-либо. Они размножаются вегетативно, но не становятся копиями друг друга; у меня никогда не могло быть таких отношений с Шулху, какие сложились с его сыном. Я всегда знал, что Тахл — мой ближайший соратник, но только перед самой его смертью осознал, что он стал мне лучшим другом. Думаю, он всегда это знал.
Все дело в величине. Я любил Тахла так же, как мать и отца, и почти столь же сильно (сейчас я это осознаю), как Кир… но при этом Тахл был лишь частицей Шрахра. Он понимал сущность «Веры» только потому, что прочел Книгу, написанную им. Каким был Шрахр? Все говорят о нем как о величайшем из шахран, воплощении поэта, философа, воина и ученого. Я всего лишь коммандер «аутсайдера», а теперь даже корабля лишился. Но Шрахр был еще и писателем, и народ Шахры никогда не придет в себя от его творчества. По крайней мере, в этом мы с ним похожи.
Но даже Шрахра нельзя назвать непогрешимым. Он думал, что Ее невозможно победить, а я почти доказал, что это не так. Она смогла сокрушить нас, лишь скопировав мои снаряды, один из которых практически уничтожил Ее саму, и именно это является ярчайшим доказательством Ее поражения. А может, я храбрюсь и на самом деле просто боюсь темноты, где сгинули «огненные опалы» и «алмазные рои».
«Почти» — такое емкое слово; почти бесконечное. Мы почти победили Ее, но мое судно уничтожено, а половина команды погибла. После гибели Кир и Тахла Смитсон кричал мне, что в этом нет смысла. Он был в ярости. Если бы я погиб, то и наплевать, но она должна была выжить, и он тоже. Мне стоило поставить кавычки, я же сейчас цитирую чужие слова, но они и так работают. Это и мои слова тоже.
Когда я закончу здесь, то отправлюсь обратно в Содружество совсем один; и сейчас я, потакая себе в последний раз, в последний раз позволю себе обратиться от общего к частному. Я отправляюсь в путь без Кир и без Тахла. Я скучаю по ним. По Тахлу из-за того, кем он был, и по Кир из-за того, кем она могла быть.
Теперь я ничего не вижу в прежнем свете: яблоко, пылинки в солнечном луче, горсть песка, собственную ладонь, поднесенную к лицу. Я соорудил вакуум между собой и Кир, между собой и Тахлом, когда они были живы. Теперь они мертвы, а я до сих пор чувствую этот вакуум. Люди умирают, но пустое пространство между ними бессмертно.
Примечания
1
