на корпусе самого «Чарльза Мэнсона». Вновь отчаяние, вновь непревзойденная точность. И вновь Фурд выругался.
Кир оправилась быстро. Отраженные лазеры нанесли лишь поверхностный урон, такой же, как у Нее, и его легко можно было устранить. Кир отключила орудие и, взглянув на Фурда, дала второй бортовой залп из гармонических пушек. Последовательность нот опять заиграла на корпусе «Веры», и Она опять не ответила. Кир дала третий залп.
Они знали, что Ее внутренние повреждения растут. Знали, что, если «Вера» захочет выбраться из зоны поражения гармонических пушек, Ей придется включить маневровые двигатели по правому борту. Она так и поступила; только из них пошел не выхлоп, а что-то тяжелое и медленное, черное, округлое и блестящее, словно из корабля струями забили внутренности. Примерно в пятистах футах от Нее потоки соединились в облако едкой плазмы, цветом походившее на надкрылье жука; по его темной поверхности ползли переливчатые отблески. «Вера» взмахнула им, как плащом, и облако, клубясь, отправилось к «аутсайдеру».
Фурд тут же приказал отступить. Забили маневровые двигатели по левому борту, расстояние между противниками увеличилось до трех тысяч футов. Сопла расширились, выстрелив облаком нейтрализатора.
Фурд оказался прав. Она хотела расширить расстояние между кораблями, но заставила их это сделать. Они не могли поступить по-другому, ведь стоило плазменному сгустку подойти ближе, он бы разъел всю электронику, заразил биосистемы, сожрал внешние слои обшивки и — что самое жуткое — продолжал бы это делать даже после завершения боя и уничтожения противника, выпустившего его. С ним можно было бороться, лишь отступив и выпустив нейтрализатор.
Светлое облако «Чарльза Мэнсона», клубясь, летело навстречу черному облаку «Веры», быстро преодолевая три тысячи футов. Никакого символизма. Белизна нейтрализатора отдавала цветом грязных бинтов, а чернота плазмы сияла драгоценным камнем. Они встретились, и в этот раз пата не было. Их сгусток вполз в плазму, залез на нее, нырнул под нее, один за другим гася переливчатые оттенки, как будто отрастил пальцы и теперь выдавливал врагу глаза. Ее облако исчезло под бледной ползучей тенью, свернулось внутрь себя и прекратило существование. В пространстве между кораблями нейтрализатор неожиданно остался в одиночестве, как нечто, плавающее в туалете. Кир коснулась панели, и оно схлопнулось, оставив после себя лишь пустоту.
«Сияние, — подумала Кир. — Я чуть не забыла».
— Коммандер, пожалуйста, прикажите Каанг подойти к противнику на шестнадцать сотен футов. У меня есть идея.
Что-то задвигалось в брюхе «Чарльза Мэнсона». В нижнем кормовом отсеке начала открываться дверь, но ее быстро заело. Кир переключилась на запасные системы, та снова тронулась с места. В какой-то момент она даже скрипнула (нелепый, готический звук, который услышали даже на мостике), сопротивляясь, но корабль давил, не переставая. Она скользнула прочь, открыв темную прорезь в днище корабля.
Оружие, которое должно было появиться оттуда, никогда не использовалось в бою. Его тестировали лишь раз, в первом пробном полете семь лет назад, когда Фурд принял командование над кораблем. Испытания прошли успешно, но коммандер и Кир посчитали, что устройство слишком сложное и узконаправленное.
Семь лет спустя он взглянул на нее.
— «Огненные опалы». А я про них почти забыл.
— Я тоже. Мы оба сделали ошибку.
Забили маневровые двигатели по правому борту. Каанг вывела их в точности на расстояние в одну тысячу шестьсот двенадцать футов. «Вера» не отвечала, но наблюдала пристально. Они это чувствовали.
Из разреза излился поток мерцающих сфер, каждая размером и цветом походила на опал. Их спроектировали (на вкус Фурда, конструкторы даже перемудрили) так, что они атаковали уже поврежденного противника косвенным, обходным путем. Подчиняясь программе, каждая сфера проникала в корабль сквозь пробоину, полученную во время битвы, отыскивала внутри электронные и бионические схемы, подбиралась к ним и сгорала. Атакованные ею цепи не уничтожались сразу, а — что хуже — начинали функционировать хаотично, на них уже нельзя было положиться. Действие «огненных опалов» походило на лоботомию корабля, после них он лишался чувств и сознания.
Семь лет назад Фурд решил, что если уж в противнике зияет дыра, не стоит кончать с ним таким непонятным способом. Теперь, сказал он себе, если такая дыра существует, «огненные опалы» могут сыграть решающую роль; а «Вера» на невидимой левой стороне уже имела две пробоины.
Сферы, не переставая, вываливались из разреза, как икра из рыбы. После темной, мерцающей красоты Ее плазменного облака их зеленые, розовые и серые цвета освежали, словно дождь в солнечных лучах. Их было девяносто тысяч сто.
«Огненные опалы» вытянулись под «Чарльзом Мэнсоном» длинной подрагивающей нитью. Дверь в трюме скользнула на место, чуть прогнувшись, когда запасные системы заставили ее пройти место, где механизм заело при открытии.
Кир тронула панель на пульте, и «огненные опалы» хлыстом вырвались из-под корабля и зависли, дрожа, между двумя противниками. Она улыбнулась про себя, затем нажала еще на несколько кнопок. Сферы выстроились в изящную, ажурную скульптуру, пропорциональный «Вере» треугольник, сотканный из опалового льда. Кир не могла устоять, а потому отдала еще несколько команд. Изваяние принялось подниматься и опускаться, имитируя Ее
