— Мы одни. Ничему не верьте. Никому не верьте. Мы — это все, что у нас есть.

Фурд взглянул на экран. Коммуникатор по-прежнему работал, ни одна из фигур на корпусе не сдвинулась с места. И Каанг, которая еще не до конца поняла значение слов коммандера, уже почувствовала, как покалывает кожу на голове от одного его голоса.

— Именно поэтому мне не важно, кто и что Она такое. Никогда не было важно и никогда не будет. Мы — «аутсайдер», один из девяти, и мы одни. Содружество создало «аутсайдеров», абсолютное оружие. Оно держало их вне обычных систем управления. Оно дало нам имена убийц и одиночек. Оно набрало команды из убийц и одиночек, людей, неспособных ужиться в привычном обществе, но слишком блестящих или слишком ценных, чтобы избавиться от них.

И когда они пришли на эти девять кораблей, то принесли сюда только свои способности, ничего больше. Ни общей культуры, ни дружеских связей. Вместе они одиноки. Восемь «аутсайдеров» остались прежними, но мы встретились с Ней и изменились. Вот поэтому мы можем Ее уничтожить. Мы знаем, что мы такое.

На экране в отдалении вспыхнула краткая и безмолвная вспышка. Закончился обязательный стандартный период, и гроб Джосера воспламенился, превращая человека в набор возможностей, которым, возможно, он всегда был.

— Мы пойдем за Ней. Отремонтируем все повреждения и двигатели; но корпус останется как есть. Дерьмо на поверхности останется как есть. Мостик останется как есть. Мы останемся как есть. Мы будем чувствовать вкус и запах друг друга. Ведь это и есть мы.

Замены Джосеру не будет, мы разделим его обязанности. И когда в следующий раз встретим Ее, то пойдем в бой не ради Джосера или Содружества, не из-за дружбы или профессиональной гордости. Мы пойдем в бой из-за того, какими Она нас сделала. «Вера» права: все за пределами этого корабля — иллюзия, и оно нас ненавидит. Или Она солгала нам, и все за пределами этого корабля — реальность, но оно все равно нас ненавидит. Мы — это все, что у нас есть, а снаружи этой консервной банки мы не можем доверять никому и ничему. Мы — это все, что есть. Больше ничего не существует. Там, за бортом, лишь нарисованный пейзаж.

Мы — больше не инструменты Содружества. Мы — инструменты самих себя.

В первый раз, подумал Смитсон, Каанг опередила всех. Она первой ощутила смысл слов Фурда — даже до того, как он сам, Смитсон, почувствовал их. Он увидел, как дрожь, истома прошли сквозь ее тело еще до того, как коммандер сказал про «инструменты самих себя». Они пронзили каждого на мостике, каждого на корпусе, и он сам почувствовал это; его длинное серое тело с практически случайной структурой, видимо, пошло волнами. Никто не аплодировал, не кричал — в конце концов, это был «Чарльз Мэнсон», — но слова Фурда произвели впечатление. Они проникли повсюду.

Когда коммандер закончил, большинство едва заметно кивнуло — скорее самим себе, чем друг другу, так как это все-таки был «Чарльз Мэнсон», — и снова занялось работой. Смитсон поступил так же. «О да, — сказал он про себя, — мне нравятся такие идеи. Хотя бы отчасти. На хрен всех, кроме нас. На хрен вселенную. Нарисованный пейзаж». А потом ему в голову пришла желчная мысль, что и намалеван-то он плохо. Звезды на вид живые, но уже мертвы или умирают, пока их свет доходит до нас. Смотрятся живыми, а на самом деле мертвые. Ничему не верь.

«Чарльз Мэнсон» аккуратно пробирался через Пояс астероидов по направлению к «Вере». Уже какое-то время Ее позиция не менялась, Она не сдвинулась с места, даже когда их преследовала третья ракета. Она находилась на внутренней кромке крайней зоны Пояса, у астероида СК-504, и могла уйти вперед, в систему Гора, и они бы не смогли Ее остановить. «Вера» вышла из зоны поражения корпускулярных лучей, но не сдвинулась с места. «Это любопытно, — подумал Смитсон. — Кажется, Она что-то там строит».