«Вампирские правила» — подумал Люк сухо. Глава нью-йоркского клана вампиров должен прийти, если сумеречные охотники зовут; но его не вызвали бы, если бы он не был пунктуальным. Люк потратил последние часы, убивая время за чтением различных библиотечных книг; Мариза не хотела разговаривать и большую часть времени простояла у окна, попивая красное вино из хрустального бокала и глядя на проезжающие по Иорк-авеню автомобили.
Она повернулась, когда показался Рафаэль, вырисовывающийся словно белым мелом в темноте. Сначала показались его бледное лицо и руки, а затем темная одежда и волосы. В итоге он показался целиком, материально выглядящая проекция. Он посмотрел на спешащую к нему Маризу и сказал:
— Звала, сумеречный охотник? — он повернулся, окидывая взглядом Люка. — И человек-волк тоже здесь. Меня вызвали на что-то вроде Совета?
— Не совсем, — Мариза поставила бокал на стол. — Ты слышал о недавних смертях, Рафаэль? Найденные тела сумеречных охотников?
Рафаэль поднял свои выразительные брови.
— Слышал. Но я не особо обратил на это внимание. Это не связано с моим кланом.
— Одно тело обнаружено на территории волшебников, другое на территории волков, а еще одно на территории фей, — сказал Люк. — Я так понимаю, твой народ будет следующим. Это кажется явной попыток разжечь рознь среди обитателей Нижнего Мира. Я здесь, чтобы показать тебе, что не считаю тебя ответственным, Рафаэль.
— Какое облегчение, — сказал Рафаэль, но его глаза были темными и настороженными. — С чего это взялись бы предположения, что я причастен?
— Один из погибших сказал нам, кто его атаковал, — сказала Мариза осторожно. — Прежде чем он… умер… он сообщил нам, что за его смерть ответственна Камилла.
— Камилла, — голос Рафаэля был спокойным, но выражение его лица показало шок, прежде чем он взял его под контроль. — Но это невозможно.
— Почему невозможно, Рафаэль? — спросил Люк. — Она же глава твоего клана. Она очень сильна и известна своей безжалостностью. И, похоже, она исчезла. Она не приехала в Идрис, чтобы драться вместе с вами на войне. Она не подписала новое Соглашение. Ни один сумеречный охотник не видел и не слышал о ней месяцами до этого дня.
Рафаэль ничего не сказал.
— Что-то происходит, — сказала Мариза. — Мы хотели дать тебе шанс объяснить это нам, прежде чем мы сообщим Конклаву об участии Камиллы. Акт доверия.
— Да, — сказал Рафаэль. — Да, это определенно акт.
— Рафаэль, — сказал Люк не без доброты. — Ты не должен защищать ее. Если ты беспокоишься о ней…
— Беспокоюсь о ней? — Рафаэль повернулся и сплюнул, хотя, раз уж это была проекция, то это было скорее для выразительности, чем для результата. — Я ненавижу ее. Я презираю ее. Каждый вечер, когда я просыпаюсь, я хочу ее смерти.
— О, — сказала Мариза деликатно. — Тогда, возможно…
— Она возглавляла нас годами, — сказал Рафаэль. — Она была главой клана, когда меня превратили в вампира, и это было пятьдесят лет назад. До этого она приехала к нам из Лондона. Она была чужой в городе, но достаточно безжалостной, чтобы возглавить Манхэттенский клан всего через несколько месяцев. В последний год я стал вторым после нее в клане. Затем, несколько месяцев спустя, я узнал, что она убивала людей. Просто для развлечения и ради крови. Нарушая Закон. Это иногда случается. Вампиры нарушают правила, и ничто не может остановить их. Но чтобы такое случилось с главой клана… им нужно быть выше этого, — он стоял неподвижно, его темные глаза смотрели вникуда, потерянный в воспоминаниях. — Мы не похожи на волков, этих дикарей. Мы не убиваем лидера, чтобы обрести другого. Для вампира поднять руку на другого вампира — худшее из преступлений, даже если этот вампир нарушил Закон. А у Камиллы много союзников, много последователей. Я не мог рисковать, убив ее. Вместо этого я пошел к ней и сказал, что она должна оставить нас, убраться, или я пойду к Конклаву. Конечно, я не хотел делать этого, потому что знал, что если это откроется, пострадает весь клан. Нас беспокоили бы, проверяли. Нас бы стыдили и унижали перед другими кланами.
Мариза издала нетерпеливый звук.
— Есть вещи поважнее потери достоинства.
— Если ты вампир, это может быть разницей между жизнью и смертью, — голос Рафаэля упал. — Я поставил на то, что она поверит мне, и она поверила. Она согласилась уйти. Я прогнал ее прочь, но она оставила за собой дилемму. Я не мог занять ее место, потому что она не отказалась от него. Я не мог объяснить причины ее отъезда без ее разоблачения. Я представил это, как долгосрочное отсутствие, необходимость уехать. Страсть к путешествиям не в новинку для нашего вида; она возникает время от времени. Если ты можешь жить вечно,