прекратил. Но остальная часть меня была вполне довольна, словно я поступал правильно. Словно я только это и мог делать. Интересно, не так ли себя чувствовал Валентин, когда творил то, что творил. Будто так поступать правильно. — Он отвернулся. — Я не могу это выдержать, — сказал он. — Ты не должна быть здесь со мной. Тебе лучше уйти.

Вместо этого, Клэри подошла и встала рядом с ним у стены. Она давно обняла себя руками, потому что дрожала. В итоге, неохотно, он повернулся, чтобы снова взглянуть на нее.

— Клэри…

— Не тебе решать, — сказала она, — куда мне идти или когда.

— Знаю, — его голос был грубым. — Я всегда знал это. Я не знаю, почему влюбился в ту, что более упряма, чем я.

Клэри помолчала секунду. Ее сердце среагировало на это слово — влюбился.

— Все, что ты сказал мне, — ответила она полушепотом, — на террасе в «Заводе» — ты действительно так думаешь?

Его золотистые глаза потупились.

— Что сказал?

Что ты любишь меня, чуть не сказала она, но вспомнила — он не сказал этого. Не именно эти слова.

Там был скрытый смысл. И суть этих слов, — что они любили друг друга, — она знала так же ясно, как и свое собственное имя.

— Ты спрашивал меня, любила бы я тебя, будь ты, как Себастьян, как Валентин.

— А ты сказала, что это был бы не я. Видишь, какой неправдой это оказалось, — сказал он с горечью в голосе. — То, что я сделал сегодня…

Клэри придвинулась к нему; он напрягся, но не отстранился. Она взяла его за ворот рубашки, наклонилась близко и сказала, выделяя каждое слово:

— Это был не ты.

— Скажи об этом своей матери, — сказал он. — Расскажи это Люку, когда они спросят, отчего так случилось. — Он нежно коснулся ее ключицы; рана уже зажила, но ее кожа и ткань платья все еще были запачканы кровью.

— Я скажу им, — ответила она. — Я скажу им, что это была моя вина.

Он взглянул на нее потрясенно.

— Ты не можешь солгать им.

— Я и не буду. Я вернула тебя, — сказала она. — Ты умер, а я вернула тебя. Я нарушила равновесие, а не ты. Я открыла дверь Лилит и ее глупому ритуалу. Я могла попросить о чем угодно, а попросила тебя. — Она сжала крепче его рубашку, и ее пальцы побелели от холода и напряжения. — И я сделала бы это снова. Я люблю тебя, Джейс Вэйланд — Эрондейл — Лайтвуд — как хочешь себя называй. Мне плевать. Я люблю тебя и всегда буду любить, а притворяться, что могло быть по-другому, пустая трата времени.

На его лице отразилась такая боль, что сердце Клэри сжалось. Затем он потянулся и взял ее лицо в свои руки. Его ладони были теплыми по сравнению с ее щеками.

— Помнишь, когда я сказал тебе, — произнес он таким нежным голосом, который только она знала, — что я не знаю, существует ли Бог, но в любом случае, мы сами по себе. Я все еще не знаю ответа; я только знаю, что существует вера, и что я не заслуживаю верить. А затем появилась ты. Ты изменила все, во что я верил. Помнишь ту строчку из Данте, которую я цитировал тебе в парке? «L’amor che move il sole e l’altre stelle?»

Ее губы слегка изогнулись по уголкам, когда она подняла взгляд на него.

— Я все еще не говорю по-итальянски.

— Это отрывок из последней строфы «Рая» Данте. «Мою волю и желание перевернула любовь, любовь, что движет солнце и другие звезды». Я думаю, что Данте пытался объяснить веру, как всесильную любовь, и может это богохульство, но именно так я определяю свою любовь к тебе. Ты вошла в мою жизнь, и внезапно у меня появилась одна правда, за которую можно держаться — что я люблю тебя, а ты меня.

Хотя он, казалось, смотрел на нее, его взгляд был отстраненным, будто он был сосредоточен на чем-то далеком.

— Затем у меня начались эти сны, — продолжал он. — И я подумал, что, может, ошибался. Что я не заслуживаю тебя. Что я не заслуживаю быть счастливым — я имею в виду. Боже, кто заслуживает такого? А после сегодняшней ночи…

— Перестань. — Она держалась за его рубашку. Ослабив хватку, она положила ему ладони на грудь. Его сердце бешено колотилось под ее пальцами; его щеки горели и не только от холода. — Джейс. Пока происходили события сегодняшней ночи, я знала одно. Что это не ты ранил меня. Что не ты делал эти вещи. Я абсолютно, неопровержимо уверена, что ты хороший. И это никогда не изменится.

Джейс глубоко с дрожью вдохнул.

— Я даже не знаю, как попытаться заслужить это.