— Ты только не падай, — сказал он. — Ее родители из Пятерки «Флоби».
Тайное стало явным. Но Дэбби это совершенно не смутило. Наоборот, ее глаза заблестели, как будто она познакомилась со знаменитостью.
— Твои родители участвовали в протесте? — спросила она. — Ох, почему же ты сразу не сказала? Я обожаю Деревню Санта-Флоби! Какая глупость — арестовывать людей! Им обязательно должны разрешить поговорить с дочерью! В Рождество! Они же никого не убивали, в конце концов!
Стюарт посмотрел на меня, как бы говоря: «Вот видишь!»
— Я даже не знаю, в какой они тюрьме, — сказала я.
И мне сразу стало стыдно. Родители томятся где-то в тюрьме, а я даже не знаю где именно.
— Ну, это легко узнать. Стюарт, посмотри в Интернете, в какой они тюрьме. В новостях наверняка говорили.
Стюарт тут же вышел из комнаты со словами «Будет сделано».
— Стюарт в этом настоящий мастер, — сказала его мама.
— В чем?
— Ой, да он что угодно в Интернете найти может.
Дэбби, как и многие другие мамы, еще не поняла, что любой может отыскать в Интернете что угодно, для этого вовсе не обязательно быть волшебником. Но я ей об этом не сказала, потому что не люблю намекать людям на то, что они не понимают простых вещей.
Стюарт вернулся, добыв нужную информацию, и Дэбби набрала номер.
— Я заставлю их разрешить тебе поговорить с родителями, — сказала она, прикрыв трубку рукой. — Они еще не знают, какая я настой… а, здравствуйте!
Кажется, звонку Дэбби были не рады, но Дэбби их приструнила. Сэму бы это понравилось.
Она протянула мне телефон и, улыбаясь, вышла из кухни. Стюарт взял на руки извивающуюся Рейчел и вынес ее из комнаты.
— Джубили? — сказала мама. — Доченька, ты как? Добралась до Флориды? Как бабушка и дедушка? Ох, доченька…
— Нет, я не во Флориде. Туда поезд не доехал. Я в Грейстауне.
— В Грейстауне? Не доехал? Ох, Джубили… Где ты? Еще в поезде? Все хорошо?
Мне не хотелось рассказывать маме все, что случилось за последние сутки, поэтому я решила говорить коротко:
— Поезд застрял. Пришлось сойти. Я встретила новых знакомых. Сейчас я у них дома.
— У знакомых? — В голосе мамы прозвучали нотки волнения, которые говорили о том, что она подумала, уж не попала ли я к насильникам или наркодилерам. — У каких знакомых?
— У хороших знакомых, мам. У мамы с двумя детьми. У них есть Деревня Санта-Флоби. Не такая большая, как у нас, но некоторые домики совпадают. У них есть магазин жвачки с полным прилавком. И лавка дядюшки Фрэнка. И даже кафе «Весельчаки» первого поколения.
— Вот как, — с облегчением произнесла мама.
По-моему, мои родители считали, что коллекционерами домиков «Флоби» могут быть только порядочные люди. Социопаты не стали бы любовно выставлять малюсеньких пряничных человечков в витринах лавки. Хотя именно это многим казалось признаком неуравновешенности. Наверное, кто для одного — псих, тот для другого — образец здравомыслия. Я подумала, что очень находчиво описала Стюарта (хотя о нем и не было речи) как «одного из двух детей», а не как «какого-то парня с пакетами на голове, которого я встретила в „Вафельной“».
— Ты все еще там? — спросила мама. — А что с поездом?
— По-моему, он все еще на путях. Вчера он врезался в сугроб, и отопление и электричество отключили. Поэтому мы и сошли.
Я снова здорово придумала — сказать «мы», а не «я одна плелась по автостраде в метель». И я не соврала. Джеб с Эмберами и Мэдисонами сошли с поезда сразу после того, как я проторила им дорогу. В шестнадцать лет за своими словами нужно следить со строгостью гениального дипломата.
— Как ты там в…
Как спросить у мамы, хорошо ли ей в тюрьме?
— Неплохо, — смело сказала она. — Ох, Джули, доченька! Мне так жаль… Мы не хотели…
Я слышала, что она вот-вот разрыдается, а это означало, что и я скоро разрыдаюсь, если ее не остановлю.
— У меня все хорошо, — сказала я. — Обо мне тут очень заботятся.
— Можно с ними поговорить?
«С ними» означало «с Дэбби», поэтому я позвала ее. Она взяла трубку, и они поговорили как мама с мамой: ну, в стиле «ох уж эти дети». Дэбби говорила с мамой очень убедительно, и, слушая ее, я поняла, что завтра она меня точно никуда не отпустит.