тороплюсь.

– Вижу. Не налети на редких прохожих, госпожа Торопыжка. И куда мы мчимся сегодня? Неужели опять в Теппу? … Что молчишь? Не хочешь со мной разговаривать?

– Хочу Даня. Но если я отвечу тебе на твой вопрос, ты сначала расстроишься, а потом рассердишься. А после – и вовсе заставишь меня повернуть обратно.

– Вот как? То есть ты заранее знаешь, что поступаешь неверно, и, тем не менее, собираешься совершить что-то ужасное?

– Все самое ужасное, Даня, что могла, я уже совершила. Завтра из-за меня могут погибнуть два человека. Я не могу сидеть спокойно дома и улыбаться Георгине.

– Только не говори мне, пожалуйста, что ты едешь к Злоту?

– Так говорить тебе об этом, или нет?

– Нет! Ты не можешь к нему ехать!

– Но ведь еду же!

– Нет!!!

– Да.

– Катя, ты разве не слышала, о чем утром рассказывала его сестра? Злот в ярости! И мы-то с тобой оба понимаем, кто виновник его скверного расположения духа.

– Волков бояться – в лес не ходить.

– А то, что он, ненавидя сейчас все человечество, способен на твое убийство – это тебя не пугает?

– Нет. Я очень боялась, что Магистр может узнать обо мне и Родионе. Я боялась его реакции. А теперь, когда он в курсе, мне даже как-то стало легче. Не надо носить этот тяжкий груз в своем сердце. Не надо больше врать и притворяться.

– Блестяще! И что ты скажешь ему, когда вы встретитесь?

– Не придумала еще. Буду просить, умолять. Я не прощу себе их смертей.

– Родион и Евгения совершили в этом мире преступления. И наказание за их революционную деятельность вовсе не зависит от твоих чувств! Почему тебя мучает совесть?

– Потому что Злот узнал о Евгении от меня. Я невольно ее выдала. А Родион…

– А Родион?

– А Родиона, к сожалению, я все еще люблю.

И дорога под проливным дождем, и спор с Ангелом были трудными. Но Катерина преисполнилась внутренней решимостью сделать