на двадцать первое января у меня все-таки сдали нервы, и я не помню, что было потом, пока три дня назад я не очнулся в лечебнице. Но я могу отдыхать с чистой совестью. Моя работа завершена, результаты находятся в руках поверенных. Погоня окончена. И теперь я должен описать этот последний вечер.

Я дал себе слово, что обязательно закончу проверку, а до тех пор не буду смотреть в зеркало. И, хотя голова у меня раскалывалась от боли, я сдержал обещание и не поднимал глаз, пока не добрался до конца последней колонки. Это было нелегко: все время я чувствовал, что в зеркале происходят интереснейшие вещи. Каждый нерв в моем теле говорил мне об этом. Но стоило мне хоть однажды поглядеть туда – и я бы уже не смог вернуться к работе. Так что я не отрывался, пока не подвел итог. Но когда, наконец, с болезненно пульсирующими висками, я бросил перо на стол и поднял глаза – какое зрелище мне предстало!

Зеркало, обрамленное серебром, походило на ярко освещенную сцену в разгар спектакля. Никакого тумана не было и в помине. Крайне напряженное состояние моих нервов вызвало удивительную ясность восприятия. Любая подробность, любое движение были отчетливы, как в жизни. И подумать только, что я, – измученный работой бухгалтер, самое прозаическое существо в мире, заваленный кипами поддельных счетов, – оказался единственным из людей, кто увидел это…

Обстановка и действующие лица остались прежними, но события развивались. Высокий юноша держал женщину на руках. Она пыталась оттолкнуть его и с ненавистью глядела ему в лицо. Они заставили смуглого человека выпустить из рук подол ее платья. Дюжина свирепых бородачей обступила его и вонзила в него кинжалы. Мне показалось, что все нанесли удар одновременно: их руки поднялись и опустились разом. Кровь не полилась – скорее, брызнула фонтаном. Его красное платье плескалось в крови. Он метался из стороны в сторону – пурпурное пятно, цвета перезрелой сливы, среди темно- алых пятен. Это было ужасно – ужасно!

Они поволокли его к дверям. Женщина смотрела на него через плечо. Ее рот был широко открыт; я не слышал ни звука, но понял, что она кричала. И затем – был ли я так потрясен увиденным, или по окончании работы на меня разом навалилась усталость всех последних недель – но земля ушла у меня из- под ног, комната закружилась перед глазами, и больше я ничего не помню. Рано утром домовладелица нашла меня лежащим без чувств перед серебряным зеркалом. Но сам я знаю только, что три дня назад пришел в себя среди глубокого мира и тишины частной лечебницы доктора Синклера.

9 февраля. Лишь сегодня я рассказал доктору о том, что видел. До сих пор он не позволял мне говорить о таких вещах. Он выслушал меня очень внимательно.

– Все это не напоминает вам какой-нибудь известный исторический эпизод? – спросил он с подозрением в глазах.

Я заверил его, что плохо знаю историю.

– Не догадываетесь ли вы, откуда взялось это зеркало и кому оно принадлежало? – продолжал он.

– А вы? – спросил я, поскольку мне почудилось особое значение в его словах.

– Это невероятно, – ответил он, – и все же – какое другое объяснение можно найти?.. Сцены, описанные вами раньше, уже внушили мне определенные догадки. Но теперь эти догадки перешли в уверенность. Вечером я принесу вам кое-какие записи на этот счет.

Позднее. Минуту назад он оставил меня. Позвольте мне привести здесь его точные слова, насколько я смогу их припомнить. Он начал с того, что положил на мою кровать несколько пыльных старых томов.

– На досуге загляните в эти книги, – сказал он. – Я нашел в них сведения, которые вы можете подтвердить. Не приходится сомневаться, что вы видели