знаки: от времени они почти стерлись. Насколько я мог разобрать, там изображены три наконечника копий, два наверху и один пониже. Покажу их доктору, когда он зайдет завтра.

14 января. Снова чувствую себя совсем хорошо и решил больше не останавливаться, пока всё не закончу. Я показал доктору изображения на зеркале, и он согласился, что это геральдические знаки. Он чрезвычайно заинтересовался моим рассказом и несколько раз перебивал меня, уточняя подробности. Забавно наблюдать, как он разрывается между двумя противоречивыми желаниями: чтобы его пациент избавился от болезненных симптомов и чтобы медиум (каковым он считает меня) разгадал тайну прошлого. Он рекомендовал мне продолжить отдых, но не слишком настаивал, когда я сказал, что не могу и думать об этом, пока оставшиеся десять книг не будут проверены.

17 января. В течение трех ночей видений не было – день, посвященный отдыху, принес свои плоды. Осталось выполнить лишь четвертую часть работы, но я должен продвигаться форсированным маршем, поскольку адвокаты требуют материала. У меня его достаточно, и с лихвой. Я могу

уличить этого пройдоху в сотнях приписок. Когда они поймут, какой это хитрый, изворотливый мошенник, они оценят мои труды. Поддельные счета, липовые балансы; утайка дивидендов, завышение накладных расходов, манипуляции с наличностью – недурной итог!

18 января. Головные боли, нервный тик, туман перед глазами, тяжесть и пульсация в висках – все предвещало новый приступ болезни, и предвещало верно. И все же я не столько огорчен возобновлением видений, сколько тем, что они обрываются прежде, чем я увижу все до конца. Но сегодня я смог разглядеть больше, чем обычно. Склонившийся человек был так же ясно виден, как женщина, за платье которой он цепляется. Он невысокого роста, смуглый, с черной эспаньолкой. На нем широкий парчовый наряд, отделанный мехом и выдержанный в красноватых тонах. До чего же напуган этот парень! Он корчится, дрожит и оглядывается назад. В другой его руке – короткий кинжал, но он слишком сильно трясется от страха, чтобы пустить его в ход. Теперь я начинаю смутно различать фигуры на заднем плане. Яростные лица, ожесточенные, решительные и мрачные, проступают из тумана. Среди них есть одно ужасное существо, похожее на скелет, со впалыми щеками и глубоко ввалившимися глазами. Это страшилище тоже держит кинжал.

Справа от женщины стоит высокий мужчина, очень молодой, с льняными волосами; его лицо строго и угрюмо. Красавица, обернувшись, глядит на него, и человек на полу – тоже. Кажется, их судьба зависит от его решения. Смуглый человек прижимается к женщине и хочет укрыться в складках ее платья. Высокий юноша, наклонившись, старается оттащить его прочь. Вот что я увидел вчера вечером, прежде чем зеркало опустело. Неужели я никогда не узнаю, с чего началась и чем окончится эта история? Убежден, что это не просто мои фантазии. Где-то, когда-то эти события происходили на самом деле, и старое зеркало отражало их. Но где и когда?

20 января. Работа близится к завершению – наконец-то… Я ощущаю невыносимую усталость, крайнее напряжение; чувствую, что вот-вот сорвусь. Я измотан до предела. Но осталось немного, и уже назавтра все будет позади. Ценой любых усилий я должен закончить проверку последней бухгалтерской книги и подвести итоги прежде, чем поднимусь со стула. Я сделаю это. Сделаю.

7 февраля. Я сделал это. Господи, что мне пришлось пережить! Не знаю, хватит ли у меня сил, чтобы описать увиденное. Для начала позвольте пояснить, что я пишу эти строки в частной клинике доктора Синклера, три недели спустя после предыдущей записи в моем дневнике. В ночь с двадцатого