— Ну и с чем пожаловала? — оглядев осунувшееся личико избавляющейся от меховой одежды ученицы, с оттенком недовольства спросила Эргезит, и кивнула гаране, подающей на стол, — налей им похлебки погорячей, небось, в желудках все смерзлось. С чего это вам вздумалось гулять по такому холоду, что, в доме дела закончились?

Последняя фраза была обращена к незваным гостям, и ясно давала понять обеим хозяйкам, и бывшей и нынешней, если они сунулись к старейшинам по пустякам — то им очень сильно не поздоровится.

— Так ведь демон… — нетерпеливо начала втора, с искренностью бывшего воина считавшая, хорошими новостями нужно делиться как можно скорее, но почувствовала, как Аркстрид ощутимо ткнула ее ногу и смолкла.

— Харрис, я понимаю ваше разочарование, — с холодком отозвалась старейшина, наблюдая, как они сноровисто работают ложками, — но про демона нужно забыть. Летом я сама пойду вызывать нового, а этот не был воином, ты же видела, не смог даже нож на угла поднять!

— Не нужно нам нового, — не выдержала Харрис, стараясь не обращать внимания на тычки ведущей.

Да и не особенно-то и больно, разве можно причинить бывшему воину настоящую боль такими хрупкими ручками?!

— А нож он не стал поднимать потому, что не захотел! И что толку в убийстве пленника, если мы за него своих воинов выменяли?! — в запале выговаривала втора, уже видевшая себя в другом, свободном мире.

— Харрис! — Строго одернула бывшую хозяйку Эргезит, — не тебе это судить! Да и поздно, сама знаешь, съел его уже дракон. Мне тоже жаль… — тут она лицемерно вздохнула, — но не нам с этим чудовищем спорить.

Аркстрид смотрела на свою учительницу, рядом с которой провела столько ненастных зимних и осенних вечеров и с неожиданной болью понимала, что до сих пор совсем её не знала. А ведь ведущая еще пару дней назад искренне считала Эргезит доброй и справедливой, как богиня Йэссатан, дарящая хорошим, послушным детям и смелым воинам яркие сны про летние поляны, заросшие пышно цветущими травами и спеющей смородой, а плохим — только жуткие кошмары.

Однако сейчас отчетливо понимала, что ошибалась. Не была Эргезит мудрой и доброй, и не поймет она их решения. Но даже если где-то в глубине души поймет — то вслух никогда не одобрит. И значит — снова прав был Сен, вот только сказать она ему об этом уже никогда не сможет, не допустят старейшины саботажа и самовольства. Но и молчать бесполезно, опытная ведущая знает, что по пустякам они бы не приехали, а никакого другого достойного повода никак не находится.

— Что там у тебя в мешке? — пристально разглядывавшая гостей старуха давно приметила принесенный Харрис узел, но так и не дождалась, пока они сами покажут, чего привезли.

Примолкшие гости мрачно переглянулись, втора уныло вздохнула и раскрыла мешок. Но столе один за другим начали появляться такие предметы каких при всем желании ни одна гарана не могла ни добыть, но найти.

Соблазнительно сочные фрукты, темно-красные и песочно-желтые, куски необычно аппетитного мяса, тонкие, смуглые колбаски, готовившиеся в домах гаран только в обильные на охоту годы, а потому являвшиеся очень большим лакомством. А еще невероятно яркие шарики, даже на вид сладкие и немыслимо чужие.

— Где вы это взяли? — голос старейшины застыл как лед на ближайшем озерце, до самого дна, ее глаза метали разгневанные молнии.

Вот теперь Харрис, наконец, сообразила, почему так усиленно пинала её ведущая.

Только молчать было поздно, теперь Эргезит заставит рассказать все до последнего словечка… и ни у одной из них не хватит ни сил, ни наглости противостоять самой сильной ведущей их рода.

— Демон принес, — помертвевшими губами пролепетала Аркстрид, — он у дракона в свою игру выиграл… и еще амулет… чтоб можно было уйти в другой мир.

— Что? — так и подскочила Эргезит, — какой еще другой мир?! Наш мир тут, и наша священная цель отобрать его у углов! Как ты можешь повторять такие слова, Аркстрид, от кого другого, но от тебя… Ты же читала книги предков, неужели забыла, где место этих мохнатых тварей?! Нам только нужен сильный защитник, погнать их как можно дальше, а как захватим хоть один город, можно будет считать дело сделанным!

У нее от возмущения даже сердце стиснула давно привычная жесткая рука боли. Но старуха и виду не подала, ни