- Крит? — я спрашиваю.

- Крит…

Руки с ножом и палкой опустились, высокий обмяк.

- Пожалуй, это нам следует тебя накормить, — фраза прозвучала заботливо и мило, из уст человека с ножом.

- Пожалуй, мне нужно попасть домой, — я говорю.

- Может, не стоило выходить? Что ты делал в «казино»? — он уставился в свой нож, который, к слову, был кухонный и блестящий.

- Там на шляпки играют, — отвечаю, — сам не знаю, зачем я туда пошел, у меня были другие планы на сегодня. Девушка проводила меня до самого здания и уже там, этот тип обокрал меня. Я не знаю, что происходит… — бубню.

- Может, дело не в деньгах?! — предполагает высокий. — Не стоит с Эдваном связываться, — предостерегает, с очень плаксивым видом, — с видом детсадовской обиды.

- Знаете Эдвана? Ошпаренный?

- Мы? — все трое закивали головой. — Конечно, знаем! Не стоит с ним связываться! — повторяют в унисон.

- Я его не видел даже, видел Клаудию.

- И с ней тоже не стоит! — хором.

- Хоть у нее и чарующая задница… ох, попка Клаудии, — мечтательно протянул тот, что с палкой.

Воцарилось молчание. Гаснет свет, запускают проектор, брюхо наполняет попкорн, мочевой пузырь — кока-кола, глаза — уникальные кадры самой «чарующей» попки глупейшей из пони, Клаудии. Ждите этой Осенью: «Трое у бака, не считая Рокамадура, и разнузданные фантазии, со сказочными чреслами». В эту секунду я не думал о Клем, нисколько… и продолжал бы еще долгое время, но штаны начали расходиться по швам и я отключил киноаппарат:

- Откуда вы их знаете?

- Из приюта «Hopeless», — хором.

В «Мире прозы», конечно же, не существует иных приютов, все связано с одним и тем же. В этом приюте жил мой Друг, уже после Фиры и Белой комнаты. Я помню потому, что сам его туда отправил. В Фире — в моем доме родном, дольше всех пребывали люди, с которыми мы говорили на разных языках и жили в полярных мирах, но близкие, задерживались на небольшой срок. Те, что не приживались в особняке Фира, цеплялись за время в «Hopeless».

Друг рассказывал мне историю создания приюта еще до того, как попал туда. К этому приложилось шесть рук. Говорят, что это внуки тех самоубийц, которые прыгали из окон на Уолл-стрит в период Великой депрессии². Бегство привело внуков в Старый свет³ и, мне не ясно почему, но именно здесь, их душевный приют принял физическую форму. Его строили бездомные. Обживали брошенные. Разрисовывали дети. Надежду в сердца вселяют дети — эти неунывающие смотрители молочников, художники и мечтатели.