Начинаешь заниматься государственными делами и невысокой политикой? усмехнулся Мазур.

Натали улыбнулась медленно, томно:

А ты хочешь чего-то другого? За чем же дело стало?

Она гибко встала, подошла, уселась Мазуру на колени, обняла за шею и промурлыкала на ухо:

В спальню? Или прямо здесь? Мне на коленки встать? Или

В дверь застучали громко, настойчиво.

Черт, с досадой сказала Натали. Не мог часового у двери поставить и, не слезая у него с колен, крикнула: Войдите!

Вошел Лаврик какой-то резкий и энергичный в движениях, собранный, с жестким лицом. Обычно он таким бывал, когда

Когда внезапно, если уж пользоваться высоким штилем, внезапно ревел охотничий рог.

Ох, как не вовремя, Констан, с обычным своим простодушным цинизмом протянула Натали. Мы как раз собирались поговорить о важных делах

Лаврик усмехнулся одними губами.

Тысяча извинений, мадемуазель, сказал он напористо. Так уж вышло, что нам с полковником тоже нужно поговорить о чертовски важных делах. Поэтому позвольте его похитить

Он говорил вежливо, но в глазах был лед. Натали, слезая с колен Мазура (и не озаботившись запахнуть при этом халат), недовольно проворчала:

Что с вами, мужчинами, поделаешь Надеюсь, к вечеру вы мне его вернете?

Наверняка, кивнул Лаврик, взял Мазура за локоть и извлек в коридор прежде, чем Мазур успел опомниться.

Шифровки пришли? тихо спросил Мазур.

Лаврик кивнул:

О наших делах пока ничего. Тут другое. Москва, учитывая обстановку, распорядилась вернуть в столицу всех советских граждан. Дело нехитрое, их тут всего-то человек сорок, почти все в близлежащих городах, на тамошних заводиках. Этим посольские займутся. А у нас другая задача. Помнишь группу геологов в Квулонго? Вот за ними посылать машину много времени уйдет. Придется вертолетом

Здрасьте, сказал Мазур. А где мы его возьмем? Вертолет у нас только один, на Ворошилове, боевой, а не пассажирский. Кроме экипажа, туда удастся разве что пару человек впихнуть, чтоб сидели друг у друга на головах. А их там четверо, и оборудование

А для чего на свете существует дядя Лаврик? фыркнул Самарин. Я говорил с Лавутой. Он нам дает аж два Алуэтта и даже парочку своих солдат. Понимаешь, какое дело Геологи сегодня на связь не вышли, хотя должны были. Может, рация испортилась, а, может, мало ли что. Места больно уж глухие, пограничье. В тамошнем пограничье, правда, всегда было спокойно

Зато местный вождь большая сволочь, сказал Мазур. Собственно, не сволочь, а попросту развратившийся вдали от столицы местный царек. Ну, ты же знаешь эту историю, с Ириной

Да уж не забыл.

Значит, мне поднимать группу? спросил Мазур.

Зачем? искренне удивился Лаврик. Мы с тобой на пару любого местного царька запинаем, да еще солдаты с нами будут. Сходи только мундир надень. Как учит история, крестьянин в любой стране и на любом континенте перед мундиром испытывает мистическое почтение Пошли. Вертолеты уже на полосе.

Мазур далеко не впервые мотался по стране на военных вертушках, а потому особых эмоций уже не испытывал, прекрасно зная, чего от здешних икарушек ждать. Обычно они гоняли на своих винтокрылах, как пацаны на мотоциклах (да и по годам в большинстве своем недалеко ушли от пацанов). При первой же возможности шли на бреющем, лихими маневрами огибая кучки деревьев, скалы, деревенские дома, а то и перепрыгивали через препятствия, вплоть до железнодорожных составов. Как ни боролся с этаким стилем полетов командующий ВВС, сделать ничего не смог. Причем, как ни удивительно, несмотря на все эти лихачества, аварийность держалась практически на нуле.

Мазур то и дело недовольно морщился после какого-нибудь особо лихого виража не то чтобы он боялся, просто все это было как-то несолидно, что ли, словно не на военном вертолете летел, а против воли оказался верхом на мопеде в компании старшеклассников-сорванцов. Порой так и подмывало на них рявкнуть, но он прекрасно понимал, что толку не будет коли уж их командующий и тот не мог ничего поделать

Лейтенант Бернадотт, сопровождавший Мазура с двумя автоматчиками из военной полиции, судя по его лицу, испытывал совершенно те же чувства, но тоже помалкивал наверняка наслышан, что это бесполезно

Это у лейтенанта была не кличка, а настоящая фамилия. Перед вылетом их согласно законам местного гостеприимства поили кофе в комнате для пилотов, лейтенант, парень общительный, даже болтливый, успел рассказать Мазуру, откуда что взялось.

Ниточка тянулась из времен рабства, примерно годов правления незадачливого Луи-Филиппа. Хозяин поместья, которому принадлежали предки Бернадотта, Наполеона ненавидел страшно: его дед-аристократ в революцию потерял все (а этого всего было ох, как немало), хорошо еще успел со всем семейством унести ноги из страны, избежавши близкого знакомства с революционной бритвой, то бишь гильотиной. Как-то так вышло, что здесь он и осел, прикупив поместье и рабов (успел пораспихать по карманам немало драгоценностей камешками и прихватить мешочек золотых). Уже в те времена здесь была французская колония, правда, занимавшая примерно четверть нынешней территории страны. Многим аристократам, коллегам по несчастью, удалось, вульгарно выражаясь, в этих местах перекантоваться: Бонапарт с его стратегическими планами внимания на эти африканские клочки земли не обращал совершенно, санкюлотов тут отроду не водилось, а представители присланной новой властью администрации, как правило, в знойной жаркой Африке очень быстро преисполнялись лени, реформ не устраивали, лоботрясничали вовсю, посиживая в тенечке с бутылочкой, потихоньку принимая взятки от плантаторов и путаясь с красивыми негритянками едва ли не в открытую (как тут, собственно говоря, и было в обычае еще со времен последних Людовиков).

Пока Бонапарт еще пребывал на престоле, беглый дедуля-аристократ своей ненависти к корсиканскому узурпатору открыто не выражал: как ни ленивы были здешние власть имущие, всегда какая- нибудь скотина могла настрочить донос в Париж ну, скажем, в карьерных целях, чтобы получить пост повыше в местах цивилизованнее, так случается во всех частях света. Зато, узнав о взятии Парижа союзниками (каковые новости, как в те времена водилось, сюда доползли недели через три), мстительный маркиз развернулся вовсю. Своих рабов и собак он поголовно переименовал отныне они звались именами наполеоновских маршалов, генералов, всевозможных сановников. Рабов и собак, в общем, было отнюдь не несметное количество, так что свободных имен оставалось еще немало. Маркиз, недолго думая, перекрестил и свиней с лошадьми и прочей живностью. Разумеется, у него имелся и Бонапарт здоровенный племенной хряк. Это сегодня маркиз имел бы серьезные неприятности с юстицией: во Франции давненько уж существует закон, запрещающий нарекать Наполеоном либо Бонапартом любое домашнее животное но в те времена обстояло с точностью до наоборот. С легкой руки маркиза этот обычай быстро распространился среди коллег по ремеслу, соседей-плантаторов, относившихся к Бонапарту ничуть не лучше.

Всем им пришлось не на шутку понервничать, когда на престол вступил Наполеон III но как-то обошлось. За двадцать лет все настолько привыкли к этой милой традиции, что до самого падения последнего Наполеона никто так и не настрочил ни единого доноса (правда, осторожности ради все время царствования незадачливого потомка великого корсиканца никто уже не называл Наполеонами или Бонапартами рабов либо домашнюю живность вот тут уж могли и стукнуть)

Короче говоря, случилось так, что у части рабов данные маркизом имена стали наследственными.