И тут же кто-то принялся ему нашептывать, что именно принятие необходимости такой жертвы и говорит о мудрости правителя.
Он не знал, кому принадлежит этот вкрадчивый шепот, и не собирался его слушать, но голос шептал и шептал, и уже становилось ясно, что скоро придется согласиться с Вкрадчивым и вызвать к этой планете крейсер, чтобы превратить тюрьму в груду обломков, таких же, под которыми погиб когда-то артиллерийский офицер Приданников.
В конце концов, одна судьба бывает у совершенно разных строений. К примеру, во время войны пушки одинаково не щадят и морги, и родильные дома, но согласиться с этим значило дойти до неведомого уровня предательства собственных чувств.
И руки его уже тянули из нагрудного кармана говорильник, а ноги сделали шаг назад и еще один, и еще, но чувство долга сопротивлялось ногам и помогало рукам, и предательство вставало перед ним уже во весь рост, и чтобы освободиться от этой угрозы, он сделал усилие и проснулся.
Глава пятидесятая
В столицу, которую немногочисленные жители Иркута нарекли странным именем Ангарск, господа бывшие богатые бездельники летели рейсовым пассажирским глайдером.
Осетр сидел в кресле, невидяще глядя в иллюминатор, и раздумывал о том, что его ждет впереди. Было ясно одно: впереди, как и любого, ждет неизведанное, но казалось, что это неизведанное при ближайшем рассмотрении окажется предполагаемым.
Щеголев, судя по его поведению, прекрасно понимал, что происходит на душе у новоиспеченного капитана. С разговорами к соратнику не лез: едва глайдер оторвался от земли, подозвал стюарда, попросил у него наушники с очками, напялил на голову и принялся просматривать какой-то фильм.
За спиной, в конце салона, негромко пели под акустическую гитару – этим же глайдером возвращались к обычной жизни туристы, у которых закончился отпуск. Слова песни были просты и крайне непритязательны:
И Осетр в очередной раз пожалел о том, что у него практически перестали складываться рифмованные строчки.
Все-таки ненависть – неважный эмоциональный источник для стихосложения. Наверное, только когда он встретится с Яной, в нем снова проснется поэтический талант. Может, теперь уже недолго осталось? Может, их скорая встреча и есть неведомое-предполагаемое?…
Потом он принялся размышлять о том, что ему дали последние месяцы.
Жив-здоров, пережил своих противников – это уже немало – раз.
Предательницу разоблачил, и теперь ему ясно, что не стоит доверять даже тому, кто кажется тебе самым близким человеком в Галактике. За исключением Деда, разумеется. Но и тому – до поры до времени. Это два.
Понял, что хочет не просто отомстить Владиславу за мать, но обрести власть с целью поработать на благо родной страны, поднять ее, сгорбленную перед Орденом, с колен. Это три.
Есть и еще кое-что по мелочам, но даже названные три вещи круто изменят жизнь любого человека.
И слава богу, что жизнь меняется. Хотя иногда она могла бы меняться и не столь резко и стремительно!..
Под глайдером какое-то время тянулись горные хребты, но потом на горизонте открылось голубое море.
Не чета, конечно, дивноморскому, но тоже красивое.
Глайдер пошел вниз. Едва различимая сквозь дымку береговая кромка начала приближаться, а круглый горизонт – выпрямляться.
Вскоре из дымки выплыл прибрежный город, а еще минут через пятнадцать пассажиры уже выходили на привокзальную площадь.
Тут у Осетра возникли сомнения, что он находится в захолустном мире.
Ангарск скорее походил на Новобибирево, чем на Петровск. Тут и там над жилыми домами, которые и сами по себе не были маленькими, возвышались высоченные небоскребы деловых центров с многочисленными рекламными триконками. В общем, вполне столичный город…
Осетр представил себе, как бы смотрелась в подобном небоскребе контора детективного агентства «Пушкаревы», и чуть не зашелся от смеха.
– Ты что, капитан? – удивился Щеголев. – Пора бы и расстаться с отпускным настроением!
– Вспомнил Петровск и контору, в которой там работал. – Осетр махнул рукой. – Отличия от здешних зданий разительные.
Щеголев хмыкнул:
– Да уж, Петровск… Куда только судьба не заносит «росомах»!
– Грех нам жаловаться, друг мой. В стране бесчисленное количество людей, которые по своей-то планете раз в десять лет путешествуют, а уж выбраться за пределы родной системы и вовсе не мечтают.
Уличное движение в Ангарске оказалось весьма оживленным. По городским улицам сновали четырехколесные водородники. А изредка встречались и байсиклы на одного-двух человек.
На двухместках, как правило, за рулем находился парень, а сзади, цепко держась за его широкие плечи, сидела девушка. Длинные волосы – платиновые, снежно-белые, жгуче-черные, огненно-рыжие, небесно- голубые – развевались по ветру, как вымпелы.
Любопытное транспортное средство. В Петрограде таких практически нет. Да и в Новобибиреве – почти тоже. Галактические столицы – что с них возьмешь, там все больше по воздуху летать привыкли…
«Росомахи» сели на маршрутный водородник и довольно скоро оказались возле высоченного (семьдесят семь этажей) здания гостиницы «Имперская». Наверное, чтобы ни у кого не возникало сомнений в правомерности такого названия, здание было увенчано двуглавым орлом. Из фешенебельных, должно быть, гостиница – использование государственных атрибутов власти в качестве украшений обычно обходится хозяевам в немалую копеечку.
Выходя из водородника, Осетр почувствовал, как по спине побежали мурашки. Он уже догадывался, с какой целью два капитана сюда пожаловали.
Вошли в холл, подошли к рецепции.
Номера для вновь прибывших оказались забронированы, и Осетр только уверился в своей догадке.
Вселились на шестидесятый этаж. Номера оказались рядом. После кустанайских гостиниц и альпинистско-туристического пансионата здесь, на Иркуте, условия были почти королевские – гостиная и спальня.
В окнах открывался вид на городские кварталы. Висящее над Ангарском местное солнце Лада ничем не отличалось от Чудотворной, заливающей свои сиянием просторы Нового Санкт-Петербурга.
Заселившись, Осетр первым делом привел себя в порядок. Это не потребовало больших затрат времени, ибо прямо в номере стоял синтезатор. Впрочем, военной формы в перечне его услуг не было, поэтому «росомаха» заказал черный костюм с белой рубашкой и прочую мелочь: туфли, галстук, запонки…
После туристских одеяний натягивать на себя такие тряпки было непривычно.
Посмотрелся в зеркало и остался очень доволен. Оттуда на Осетра смотрел весьма симпатичный, подтянутый, уверенный в себе молодой человек. Этакий хлыщ из высокородных…
В дверь номера позвонили.
Гостем оказался Щеголев.
На нем был костюмчик, взглянув на который можно было подумать, что такая фамилия у капитана появилась не случайно.
– Догадываешься, какая нас ждет встреча? – спросил Щеголев.
– А то! – сказал Осетр.
– Я с ним прежде всего один-единственный раз говорил.
В дверь снова позвонили: пришел посыльный. Если таким словом можно было назвать мужчину лет тридцати. Он тоже был в штатском, но с явной военной выправкой. Незнакомый. Зато он их знал.
