– Вы попали, – все так же задумчиво и с глубокой печалью продолжил крестьянин, – а у меня на огороде неделями вода стоит, вся картошка сгниет, к зиме без еды останемся, вот что! – и обреченно махнув рукой, он резко опрокинул себе в рот очередную рюмку.

Странник был городским жителем, он родился и вырос в Петерштадте и никоим образом не считал себя знатоком земледелия. В то же время, подъезжая к деревне, он видел, что стоит она на высоком, около тридцати ярдов, песчаном берегу реки, скорее всего, – одного из правых притоков полноводного Лухса, и огороды хозяина дома стояли у самого обрыва. Выкопать две-три канавы и осушить огород заняло бы, при наличии лопаты или заступа, не более полусуток. Он поинтересовался у хозяина дома:

– А может быть, огород можно осушить?

Крестьянин посмотрел на него, кривовато усмехнулся – мол, и эти туда же, и снова махнул рукой:

– Какое там, где ж его осушишь!

Эта простая констатация вселенской обреченности сельского хозяйства потребовала немедленного удовлетворения, что и было достигнуто очередной рюмкой шнапса, виртуозно опустошенной земледельцем. Спать они легли поздно, впрочем, после товарищеского ужина уснули в теплом доме мгновенно. Утром Странник проснулся, как обычно, вместе с восходом солнца и, с удивлением для себя, обнаружил, что Большой Майк опередил его – со двора раздавался скрип колодезного ворота и плеск воды. Выйдя на крыльцо, Странник увидел, как его товарищ, раздевшись до пояса, умывается холодной колодезной водой. За все время своего существования человечество не изобрело еще лучшего способа проснуться и взбодриться. Странник поежился – утро было холодным – и после нескольких секунд размышления присоединился к Майку. Они поливали друг друга около пяти минут, пока не прогнали напрочь желание спать и ту мутную пелену, что оставалась в их головах после вчерашнего ужина. Большой Майк выпрямился во весь свой большой рост и стал тщательно растираться предусмотрительно захваченным с собой из дома полотенцем. Странник увидел, что на правой половине груди у товарища наколота весьма искусно выполненная татуировка, изображавшая горностая, сидящего на ветке ели и приготовившегося к прыжку. Мастер, изобразивший этот рисунок, был высококлассным профессионалом – зверек казался живым, особенно когда хозяин татуировки напрягал свои мускулы, а ветка при этом качалась, и была видна каждая ее иголочка.

– Прекрасный рисунок! – похвалил Странник, указывая пальцем на татуировку.

– Воспоминания юности, – застенчиво улыбнулся Майк. – Тогда среди друзей было принято, как у древних язычников, чтобы у каждого из нашей молодежной компании был свой тотем – как правило, это должен был быть какой-нибудь дикий зверек.

– И ты, конечно же, был горностаем? – весело рассмеялся Странник.

– Нет, не совсем так, – чуть смутился его компаньон. – Горностаем была Она, ее звали Клара, впрочем, это все было чертовски давно…

Хозяин дома все еще спал, и товарищи решили не будить его. Оставив на столе золотую монету, они впрягли лошадей в повозку и поехали дальше, по той же дороге, извивавшейся и петлявшей по лесу и через болотистые низины.

Теперь, на четвертый день пути они ехали по низинам, простиравшимся вплоть до самых подножий гор Северо-Запада. Ветер, дувший им в лицо, приносил острый запах брусничных зарослей, простиравшихся на болотистой почве на мили к югу и северу от них. Было прохладно и сыро, под колесами повозки хлюпала вода. Дорога петляла в случайных направлениях, с трудом выдерживая при этом генеральное – на северо- запад.

За одним из поворотов дороги путники увидели довольно обширный овраг с темневшей в нем, покрытой зеленой пленкой водой, через который вел старый деревянный мост. Мост был около двадцати ярдов длиной и производил впечатление самой ветхой деревянной конструкции прошлого века, какую только можно себе представить. Дощатое покрытие его лежало неровно и взгорбленно, несколько досок вообще отсутствовало. Было очевидно, что за мостом и дорогой уже много лет никто не приглядывал. Большой Майк усомнился, смогут ли они переехать на другую сторону, и Странник с ним согласился. Они разгрузили воз, вытащив из него деревянные ящики с товаром, и принялись по одному переносить их на противоположный берег. Эта часть переправы удалась им вполне, хотя мост под их ногами предательски шатался и скрипел. Затем они распрягли повозку и осторожно, по одной перевели лошадей. Оставалась самая трудная часть – перекатить повозку. Они выехали на мост и, толкая и придерживая ее с двух сторон, стали медленно катить ее вперед. До противоположного берега оставалось менее пяти ярдов, когда две доски настила одновременно громко хрустнули, и Странник полетел вниз через образовавшуюся в мосту огромную дыру. Он с головой ушел под воду, однако тут же вынырнул. Положение его было очень неприятным – овраг был заполнен не водой, а грязной жижей, в основе которой был торф. Это месиво стало медленно, но верно засасывать его, и он лишь беспомощно ловил руками воздух, не в силах что-либо предпринять. Дважды Большой Майк, метнувшийся к краю моста, пытался кинуть ему в руки вожжи, но оба раза промахивался. Казалось, что Странник доживает свои последние минуты, но Большой Майк не потерял своего хладнокровия и сообразительности. Привязав конец вожжей к одному из опорных бревен моста, он обвязал другим концом себя за пояс и прыгнул вниз. Барахтаясь вместе в буро-коричневой жиже, им удалось схватиться руками и, подтянув конец вожжей, начать выбираться наверх. Это заняло не менее получаса. Обессиленные, они скорее доползли, чем дошли до противоположного берега и повалились на землю. Прошло не менее десяти минут, прежде чем Странник, переведя дыхание и все еще лежа на земле, сказал:

– Спасибо, дружище, ты спас мне жизнь! – и, дотянувшись до руки Майка, крепко ее пожал. Товарищи не помнили, как вытащили телегу с моста на землю, как загрузили обратно весь свой товар и ехали вперед, пока не достигли одинокой хижины, скорее всего – охотничьего домика, стоявшего в лесу в пятидесяти ярдах справа от дороги.

Найдя ручей, торговцы плотницким инструментом умылись и тщательно очистили свою одежду от болотной грязи. Большой Майк пошел в дом, чтобы развести огонь и приготовить еду, а Странник, отойдя от ручья на несколько шагов, стал что-то пристально высматривать в траве. Вскоре на поляне чуть севернее ручья он нашел то, что искал. Засучив правую штанину, он посмотрел на свою рану, полученную в апреле в горах и, поморщившись, сильно натер ее чистотелом…

На следующее утро, когда компаньоны встали с первыми лучами солнца, Странник хромал и практически не мог вставать на правую ногу. Озабоченный этим Большой Майк спросил его:

– В чем дело, что у тебя с ногой? – и, получив в ответ лишь пренебрежительный взмах рукой, – мол, пустяки, не обращай внимания! – не удовлетворился этим и поднял штанину своего товарища. То, что он увидел, весьма его огорчило: нога была воспаленная, ярко красная и горячая.

– Дело серьезное, Иоганн, тебе лучше будет полежать несколько дней!

– Даже и не заикайся! – серьезно ответил ему Странник. – Опоздаем на ярмарку в Штофплатц, и вся поездка будет зря!

Но, несмотря на свое упрямство и решимость продолжать путь, ходить Иоганну Стромбергу становилось все труднее и труднее, и он уже не мог сдерживать гримасу боли.

– Знаешь что, дружище, – сказал ему наконец Большой Майк, – мы уже практически приехали, так что я один смогу доехать до этого Штофплатца, здесь уже менее шести часов пути. Оставайся, и самое позднее – через два дня я вернусь за тобой, и мы вместе поедем домой.

– Но это же непорядочно с моей стороны, так поступать с тобой, ведь мы же компаньоны и все должны делать вместе! – отозвался Иоганн.

– Нет, дружище, – просто ответил Майк, – непорядочным будет взять тебя в таком состоянии с собой.

Он сходил на ручей, где набрал запас воды своему компаньону дня на три, с учетом того, что больной пьет больше, чем здоровый. Затем он разложил на столе запас провианта и оставил Страннику часть его вещей.

Интересы дела требовали движения вперед; Большой Майк отправился в путь, пожелав Иоганну скорейшего выздоровления.

Канцелярия архиепископа Рутенбургского располагалась к северу от дворца Крон-Регента, по адресу Кирхенштрассе, 16. Это было массивное четырехэтажное здание, отличавшееся, как утверждали опытные специалисты, большим количеством архитектурных излишеств. Секретарь архиепископа,