наконец, была третья часть – те, для кого привилегии и положение были основной и единственной целью всей их жизни. Именно в привилегиях, положении в высшем свете и ренте они видели смысл своего существования. Единственно возможный путь не только для своего спасения, но и для сохранения своего положения они видели в активном сотрудничестве с Департаментом Государственной Стражи. Шмидт хорошо помнил запыленные папки из спецхранилища, папки, в каждой из которых было полно спецдонесений на своих же товарищей-дворян и многих других подданных, недворянского происхождения, иногда – просто людей, оказавшихся в ненужное время в ненужном месте.

Так или иначе, но в имперской дворянской элите середины прошлого века произошел противоестественный отбор, в результате которого в Империи из дворян выжили только те роды, представители которых отличались максимальной нечистоплотностью и беспринципностью. Их отцы сотрудничали с Департаментом в деле истребления себе подобных, и это была та цена, которую они заплатили за свою жизнь и привилегии. Их сыновья, конечно же, не отвечали за поступки отцов, однако выросли и были воспитаны именно в этой среде и в большинстве своем имели те же жизненные приоритеты.

Несмотря на все это, в сегодняшней Империи существовала определенная мода на «дворянство». Многие крупные чиновники старались обзавестись красивой родословной и гербом, хотя все знали, что их предки, а чаще всего – они сами, приехали в столицу из какого-нибудь хутора Южного Верхнеземелья. Тем не менее желание обрести дворянские корни было вполне объяснимым и даже, можно сказать, естественным. Шмидт помнил, как в Академии, на занятиях по политологии старенький профессор объяснял им смысл понятия «легитимности власти». Для человека, шагнувшего из свинопасов в главы крупного имперского департамента, очень важно было избавиться от ощущения собственной неполноценности и понять, почувствовать, что власть, которая свалилась в его руки, есть не случайность, но историческая предопределенность.

Одновременно в обществе сложилось представление о дворянстве как о некоей светлой и прогрессивной силе общества, к сожалению все же утраченной. Это представление вытекало из общечеловеческого желания верить добрым сказкам и полагать, что раньше небеса были синее, а вода – мокрее. Именно то, что большая часть былого имперского дворянства была полностью истреблена Максимусом IV и в настоящее время у народа не было возможности наблюдать ее в реальной жизни, и порождало легенды о некоей особенной порядочности и государственности этих людей. Именно эти легенды, впитанные сознанием с детства, и побудили заговорщиков из организации «Волхвы» принять в свои ряды потомственного дворянина Герхарда фон Шлака. Но что заставило его самого сотрудничать с Департаментом?

Подумав над этим, зихерхайтскапитан пришел к выводу, что фон Шлак не просто был внедренным агентом Департамента в тайной организации. Скорее всего, он вел тонкую и сложную двойную игру. Поскольку основной ценностью для него в этой жизни было сохранение его собственных привилегий, он, скорее всего, вошел в Координационный Совет мятежников для того, чтобы обезопасить себя на все случаи жизни. В случае провала организации он оставался героем для власти нынешней и вправе был рассчитывать на значительные награды. В случае победы «Волхвов» он также автоматически входил в верхушку новой политической элиты Империи. Конечно, всегда оставался минимальный риск разоблачения, но ставки были высоки, и рисковать стоило.

В кабинет Шмидта вошел зихерхайтссержант Шульце, который принес пачку свежих сообщений из региональных управлений Государственной Стражи.

– Для нас есть что-нибудь интересное? – спросил Шмидт, кивнув головой в сторону бумаг. Без помощи сержанта он не справился бы с текущей ежедневной документацией и за неделю, так что помощь зихерхайтссержанта была для него очень важна.

– Вот эти два донесения должны вас заинтересовать, – ответил Шульце и выложил на стол бланки расшифрованных сообщений, доставленных сегодня утром фельдкурьерской службой Департамента.

Вторая бумага, расшифровка сообщения, пришедшего из Нойнбурга, гласила:

– Дело все больше ускоряется! – сказал Шмидт Шульце. – Видите, сержант, как нарастает поток информации по делу, которым мы занимаемся? Это верный и объективный признак того, что дело движется к развязке. Исходя из своего профессионального опыта, я позволю дать прогноз – до конца этого дела остается не более месяца!

Произнося эти слова, зихерхайтскапитан Шмидт даже не представлял себе, насколько он окажется прав…

Этот трактир в центре Нойнбурга был одновременно прекрасной пивной, биржей, клубом местных и приезжих купцов и центром торгово-деловой активности чуть ли не всего Северо-Запада. Сюда приходили поесть, выпить хорошего пива, поделиться новостями или узнать их, найти продавца или покупателя практически для любого товара, компаньона для любого коммерческого предприятия. Здесь можно было узнать цены на что угодно, курс практически любой валюты, виды на урожай и прогнозы на добычу полезных ископаемых на текущий год и многое другое из того необходимо-повседневного, что и составляет понятие «деловая жизнь». Странник вполне обоснованно надеялся, что здесь он без особых усилий сможет найти себе торгового компаньона для поездки в горы Северо-Запада. Он нашел для себя свободный столик и заказал кельнеру две кружки светлого пива и порцию охотничьих колбасок, жаренных на сосновых шишках. Пиво, принесенное через пять минут, и вправду было изумительным. Он вспомнил свою юность – тогда они со своим школьным другом, Большим Ник-Ником, после школьных занятий бежали в пивную к старому Гюнтеру и брали у него большой кувшин светлого пива; а старый Гюнтер улыбался им и укоризненно качал головой – такие молодые, гимназисты, а уже пьют пиво, но пиво неизменно наливал, и они забирались на крышу дома, где ласково грело майское петерштадтское солнце и откуда была видна ослепительная в своей красоте и лучах весеннего светила излучина большой реки и величественный кафедральный собор на их