– Нет проблем, молодой человек, завтра он будет у вас…

Двумя днями позже, в половине шестого утра, когда первые лучи восходящего солнца заиграли веселыми отблесками на гребнях невысоких волн, в море в пяти милях от Зееборга дежурный корвет охранял вход в морской канал города. Природа позаботилась о том, чтобы Зееборг был прекрасным портом – на протяжении трех морских миль в продолжении русла большой реки две каменные гряды защищали фарватер с северо-востока и юго-запада, превращая его в прекрасный канал, где корабли могли спокойно проходить в гавань практически в любую погоду. В течение последних двух сотен лет трудолюбивые горожане улучшали созданное природой творение таким образом, что получился Большой Морской канал Зееборга – предмет гордости его жителей и основа их процветания за счет морской торговли. Сейчас, когда объединенная эскадра Запада стояла в гавани, вход и выход из морского канала строго контролировался западными моряками. Командир корвета, капитан-лейтенант Тардье был разбужен вестовым матросом.

– Вас зовет на верхнюю палубу вахтенный, господин капитан, – услышал он сквозь остатки сна. Он поднялся, присел на койке и потянулся, затем, надев свой китель и застегнув его на все пуговицы (дисциплина есть дисциплина, хотя бы и в пять утра), вышел на палубу.

– Что новенького, вахтенный? – привычно спросил он матроса.

– Господин капитан, посмотрите сюда, – ответил ему вахтенный и показал рукой на морской канал. Там и вправду происходило что-то необычное. Какое-то торговое судно, судя по флагу на грот-мачте – из Нового Света, остановившись посреди канала, медленно разворачивалось лагом к фарватеру, при этом на его палубе отчетливо наблюдалась паническая беготня, и из открытого люка, через который в трюм загружаются товары, валил густой дым.

– Поднимите аварийную партию и приготовьте к спуску шлюпки, – распорядился Тардье. Эти заморские пижоны никогда не были настоящими моряками, однако спасать их все равно придется – таков его долг. Он увидел, как на мачте аварийного торговца взвились, ярко освещаемые утренним солнцем, два флага – один в синюю клетку на белом фоне (или в белую на синем – это как вам больше нравится), и другой, пониже – сине-бело-красно-бело-сине-полосатый. «N» и «C» – международный сигнал бедствия. Вдруг это произошло как-то очень быстро, торговое судно приобрело ощутимый дифферент на нос. Было видно, как команда аварийного парусника торопливо спускает на воду шлюпки и грузит в них какие-то сундуки.

«Купцы всегда останутся купцами», – подумал Тардье. На его глазах торговый парусник все больше и больше заваливался на нос и оседал. Он все еще не осознавал, что происходит, – просто терпящее бедствие судно уходит под воду недалеко от выхода из морского канала…

– Аварийной партии – отбой тревоги, приготовиться к принятию потерпевших кораблекрушение, – скомандовал Тардье и малым ходом двинулся навстречу шлюпкам. Поднятые на борт торговые моряки производили жалкое впечатление, впрочем, торговые моряки всегда производят жалкое впечатление, если поставить их рядом с моряками военными, – подумал капитан-лейтенант. На талях в это время поднимали на борт второй сундук. К нему подошел человек в камзоле офицера торгового флота.

– Шкипер Хаукинс, сэр! – представился он. – Мы очень признательны вам, сэр, за помощь и спасение. У нас на борту был груз пальмового волокна для манильских канатов, по-видимому, произошло самовозгорание. Слава богу, что мы не успели выйти далеко в море. Еще раз благодарю вас, сэр!

– А что у вас в сундуках? – поинтересовался Тардье.

– О, сэр, это самое ценное, что у нас есть, – ответил шкипер и подозвал к себе четырех своих матросов. – Сейчас я вам покажу, сэр. – С этими словами он с помощью матросов открыл ключом замки на обоих сундуках и распахнул их. В сундуках лежали мушкеты, судя по всему – заряженные, которые торговый шкипер, назвавшийся Хаукинсом, и его матросы немедленно разобрали и направили на команду корвета.

– Что это, черт возьми, значит? – возмутился Тардье, начиная вдруг понимать смысл происходящего.

– Я сейчас все вам объясню, сэр, – улыбнулся ему Хаукинс, – для вас это значит, что если вы не будете сопротивляться, сдадите оружие и пройдете со своей командой в трюм, то, клянусь, никто из вас не пострадает. Для вашего флота это значит, что ближайшую неделю как минимум он проведет в гостеприимной гавани Зееборга, так как я вам немного соврал – у нас в трюмах камни и строительная известь, и убрать наше судно с фарватера будет теперь очень нелегко. Негружёный корвет, возможно, и выйдет приливом, если обрубить наши мачты, а вот фрегатам и линейным кораблям придется подождать. Ну как, вы настроены оказать нам сопротивление?

Понимание того, что же все-таки произошло, подействовало на Тардье ошеломляюще, и он практически не сопротивлялся. Через десять минут команда корвета находилась в трюме, на оружейной комнате и крюйт-камере висели замки, снятые до этого с сундуков, а команда погибшей «Дианы» поднимала паруса – курс на зюйд!

Дальнейшие события вошли в учебники истории. Ко входу в морской канал Зееборга подошли два имперских линейных корабля и фрегат – с этой позиции они могли легко расстрелять из пушек каждого, кто попробовал бы поднять со дна моря «Диану» или каким-то другим способом очистить фарватер. Побережья островов Фаландского архипелага представляли собой несколько сотен миль прекрасных пляжей – море, солнце, песок, сосны – идеальное место для высадки не только морской пехоты, но и сухопутных частей, конницы и артиллерии. Именно это и сделал темник Сноу, мобилизовав для этого все имевшиеся в наличии плавсредства – от рыбачьей лодки до линейного корабля. Для того чтобы организовать оборону побережья, Западу потребовались бы две-три пехотных тьмы – их у него на островах не было. Возникла реальная угроза блокады Зееборга с суши и его захвата вместе с кораблями Объединенной Западной эскадры. Запад сел за стол переговоров с Империей и, апеллируя к своему миролюбию, гуманизму и почитанию норм международного права, договорился о сохранении статуса демилитаризованной зоны и зоны свободной торговли для островов Фаландского архипелага. В своей заключительной речи, произнесенной на этих переговорах, лидер западных держав отметил, что независимость и нейтралитет Фаландов – это и есть та основная цель, ради которой они собрали эскадру и которой они всегда добивались, и что он вполне удовлетворен.

Темник Сноу за эту блестящую операцию был награжден высшим орденом Империи – Золотыми Мечами, как и его отец. Рэм Мустоффель также был отмечен медалью, ведь именно его трудами вся операция была спланирована и функционировала, как хорошие часы. Неизвестный из Департамента Культуры так и остался неизвестным для истории. Впрочем, он тоже оставил свой след в документах того времени – для финансовой службы ему пришлось написать отчет об израсходованных на операцию средствах. Бухгалтер долго рассматривал эту бумагу и тяжело вздохнул: взятка портовому чиновнику, оплата лечения корабельного лекаря – все эти расходы не подтверждались никакими справками.

– И зачем вам понадобилось покупать восемь унций сернокислой магнезии? – с видом человека, который знает, что такое сернокислая магнезия, спросил бухгалтер. – Даже не представляю, как я буду закрывать вам эту командировку…

Прощаясь с Рэмом, они крепко пожали друг другу руки и по традиции обнялись.

– Корабельный лекарь, шкипер Хаукинс, как мне все же тебя называть и откуда ты? – с улыбкой спросил его Рэм.

– Для близких друзей, таких как ты, Рэм, я – Старый Гризли из Нойнбурга, – улыбнувшись ему в ответ, сказал разведчик…

Он не знал о нем практически ничего – только прозвище и город, откуда тот был родом. Найти Старого Гризли было неимоверно сложно, но неимоверно сложно – не означает невозможно. Рэм еще раз задумался – у него родилась на этот счет одна интересная идея…

Совещания Высшего Совета Крон-Регента проводились в его дворце еженедельно, по четвергам. На этих совещаниях присутствовали главы всех департаментов Империи и решались насущные вопросы, главными из которых были вопросы распределения денег. В последние три года холодные зимы и возросшая потребность в выплавке железа в странах Запада подстегнули безудержный скачок цен на уголь, добывавшийся на шахтах Севера. Рост цен был настолько ошеломителен, что даже шахтерам, добывавшим этот уголь, было несколько повышено жалованье – случай в истории Империи беспрецедентный. Доходы от торговли углем росли, как тесто на дрожжах, и если еще десять лет назад основным вопросом совещаний Совета было – где деньги взять, то теперь со всей суровостью встал вопрос – куда их тратить. Человеку