То, что произошло в дальнейшие пять минут в трактире, дежурный полицейский инспектор доложил на следующее утро своему начальнику как «драка в трактире „Морской черт“ трех офицеров судна „Диана“ с пятью неизвестными, скрывшимися до прибытия патруля». При этом из трех офицеров штурман и боцман отделались царапинами, а корабельный лекарь был доставлен в портовую больницу.
Шкипер «Дианы» был в ярости. Необходимо выходить в море, причем немедленно, если хочешь получить бонус за досрочную доставку груза, а этот проклятый лекарь в больнице. Доклад штурмана и боцмана о том, что на них напали первыми, его ничуть не успокоил.
«И кто только придумал брать этих лекарей в море», – сердито подумал он. Проку от них все равно никакого нет. Они бездельничают весь рейс, укачиваются, все время блюют, хорошо, если за борт, и всегда всем недовольны. Раньше (так рассказывал его дед) лекарь мог стать судовым и быть включенным в команду только после того, как сдавал экзамен на вахтенного офицера. Они как миленькие стояли вахты, в том числе и собачьи, и от них была хоть какая-то польза. Угораздило же Конгресс его страны принять закон, по которому любое судно, при наличии в команде тридцати человек и более, должно иметь на борту медика. Он мог бы выйти в море и без него (меньше осадка, резвее ход!), но прекрасно понимал, что администрация его родного порта, заметив несоблюдение Закона, обязательно оштрафует судовладельца, а это означало потерю бонуса, это в лучшем случае, а то и вычетов из его шкиперского жалованья.
Он отправился в портовую больницу в надежде, что его лекарь уже поправляется. В больнице подлекарь, который курировал его медика, лишил его надежд, сказав, что травма тяжелая и раньше трех недель он на ноги не встанет.
– Это, кстати, если он выживет, – добавил задумчиво подлекарь.
– И как я теперь выйду в море? – раздраженно спросил шкипер не то подлекаря, не то самого себя.
– Возможно, я мог бы вам помочь, – задумчиво начал подлекарь. – У меня есть один друг, мой однокурсник по медицинской школе, он сейчас не работает, несколько, знаете ли, на мели и согласился бы на должность судового лекаря. Поверьте мне, он очень хороший лекарь…
– Ну это меня как раз волнует меньше всего! – отозвался шкипер. – И вы действительно можете прислать его ко мне на судно? – с надеждой в голосе спросил он.
– Ну конечно же, сегодня же днем, как сменюсь с дежурства…
– Позвольте мне отблагодарить вас, – сказал шкипер, доставая из кармана несколько серебряных монет.
– Ну что вы, это совершенно лишнее, – заверил его подлекарь. Это и впрямь было лишнее. За эту беседу со шкипером он уже получил десять золотых монет. Этого было вполне достаточно, чтобы на голове у судового лекаря, получившего во вчерашней драке лишь небольшие царапины, красовалась огромная повязка из белоснежной марли, а изнутри его нежно баюкала настойка опия. «Никак не меньше трех недель», – повторил про себя подлекарь слова вчерашнего незнакомца, проявившего в равной степени щедрость и отеческую заботу о пострадавшем.
Через четыре часа по трапу торгового парусника «Диана» на борт поднялся коренастый человек средних лет и, обратившись к вахтенному матросу, сказал:
– Как мне поговорить со шкипером? – и был проведен в его каюту. Они довольно быстро обо всем договорились – пришедшего вполне устраивал и типовой контракт, и обычные в таком случае принципы оплаты его труда.
«Труда, – горько подумал про себя шкипер. – Знала бы эта балластина, что такое настоящий матросский труд.
– Мы планируем выйти в море сегодня поздно вечером, с приливом, – сказал он только что принятому в команду офицеру.
– В таком случае, сэр, я потороплюсь ознакомиться с судном, осмотрю баталёрку и камбуз – если вы не возражаете, сэр! – ответил судовой врач. Это было что-то новенькое. Все судовые врачи, которых шкипер до этого встречал в своей жизни, интересовались своей каютой, немедленно шли спать и требовали, чтобы их не забыли позвать в кают-компанию к ужину, для чего требовалось отдать соответствующие распоряжения вестовому.
За час до выхода в море шкиперу довелось вновь пообщаться с новым членом его команды. Он постучался в дверь капитанской каюты и спросил:
– Сэр, разрешите обратиться?
– Что там у вас еще? – спросил шкипер, занятый подготовкой к выходу.
– Сэр, извините за беспокойство, но судно не может выходить в дальний переход с таким провиантом. Солонина никуда не годная, сэр, да и крупы оставляют желать лучшего. Это не говоря о сухарях. Сэр, я специально посмотрел – корабельные крысы не стали их есть, полагаю, что это из-за их низкого качества, сэр!
– Крысы, говорите? – приходя в ярость, пробормотал шкипер. – Одну из них я сейчас вижу перед собой! Послушай, док! Тебя взяли на эту посудину не для того, чтобы ты кормил моих, я подчеркиваю – моих крыс моими сухарями. Тебя взяли сюда даже не для того, чтобы ты кого-то здесь лечил, потому что моряки – народ здоровый, а хлюпикам и хроникам в море места нет. Тебя взяли сюда потому, что этого требуют наши нелепые законы, а я вынужден их соблюдать. Поэтому я рекомендую вам, док, сейчас отправиться к себе в каюту и хорошенько подумать о том, как бы не укачаться в течение ближайшего месяца. Вам все понятно?
– Да, сэр, спасибо, сэр! Разрешите идти, сэр? – ответил судовой врач.
На третьи сутки плавания лекарь, как обычно, зашел на камбуз, чтобы снять пробу – одна из самых интересных обязанностей судового врача с тех пор, как мореплаватели стали брать их с собой в море. Кок, средних лет моряк, действительно знавший свое дело, уже привык к лекарю и не обращал на него внимания. В тот момент, когда он наклонился в свой рундучок за какой-то пряной приправой, лекарь небрежным движением руки провел над котлом с обеденной похлебкой для всей команды и высыпал в кипящую воду пару унций какого-то белого порошка. Кок, ничего не заметивший, выпрямился, достал с полки тарелку и, щедро зачерпнув похлебку из котла, предложил лекарю – угощайтесь, сэр! Лекарь неторопливо присел за стол, деловито взял тарелку и ложку и с видом дегустатора попробовал. Затем он некоторое время, секунд двадцать, задумчиво жевал и причмокивал, поморщился и заключил:
– Похлебка-то у тебя, братец, несвежая какая-то, недоброкачественная. Ты что ж команду тухлятиной- то кормишь?
Кок, знавший свое дело и любивший готовить, страшно оскорбился и даже позволил себе вспылить:
– Не нравится, не кушайте! – Конечно, перед ним был офицер, но, во-первых, медик – тот еще офицер, а во-вторых, здесь вам не военный флот, чтобы знатный кок терпел такие оскорбления.
– Вот именно, голубчик, что не нравится, и запись в журнале я не сделаю, ну и есть, стало быть, тоже не буду, – ответил ему капризный лекарь. Когда через полчаса вахтенный офицер доложил об инциденте шкиперу, тот только отмахнулся – на небе появились серьезные тучи, и ветер стал посильнее – как бы не попасть в шторм. Он вспомнил о нем позже, часа через четыре, когда обнаружил, что у гальюна на его судне выстроилась большая очередь и многие занятые на вахтах матросы маются и норовят улизнуть «на минуточку», причем это распространяется даже на рулевого. Он вызвал к себе лекаря.
– Что происходит на судне, док? – строго спросил шкипер.
– Точно еще не могу сказать, сэр, но в лучшем случае это дизентерия, а в худшем – холера. Я опасаюсь худшего, сэр!
– Какого черта, док! – прорычал шкипер. – Все мои матросы были здоровы!
– Я докладывал вам перед выходом в море, сэр. Все дело в некачественных продуктах. Если мои опасения верны, сэр, мы можем потерять от трети до половины команды. Кстати, о матросах, сэр, – не только матросы. Двое офицеров тоже вызывают у меня серьезные опасения. Будет лучше, если мы вернемся в Зееборг и отправим команду в карантинный госпиталь. Разрешите мне вернуться к исполнению своих обязанностей, сэр?
Шкипер задумался, однако возвращение в порт и последующий карантин означали такое опоздание, за которым неизбежно последовали бы штрафные санкции. Судовладелец ему этого никогда не забудет. И он решил продолжить свой путь.
Он изменил свое мнение на следующий день, когда стало ясно, что треть команды не в силах выйти на
