Она протянула руку в белой перчатке, чтобы коснуться его лица, покрытого язвами, но та замерла, так и не прикоснувшись. Он и не думал ее винить за это. К нему лучше не касаться. Оспа заразная болезнь. Сейчас даже находиться рядом с ним опасно, можно заразиться. Оспа это не шутки. Большинство заболевших выживают, да вот только и смерти не так чтобы и редки. И потом, даже если и выживешь, то лицо будет обезображено. А она такая красивая.

Нет. Не нужно ей болеть. Приехала, пришла к нему и несмотря на опасность, сейчас у его постели и за то хвала Господу. Он смотрел на нее не отрываясь, пытаясь запечатлеть образ и унести его с собой, случись все же покинуть этот бренный мир. Как он мог так плохо о ней думать. Ну да. Лесток ее любовник, тут никаких сомнений. Но ведь и он хорош. Только слегка приперли в угол, как тут же согласился жениться на Катьке Долгоруковой. Ну и что делать Лизе. Вот и ударилась от отчаяния во все тяжкие. Можно ли ее в этом винить.

Но чем дольше он смотрел на нее, тем явственнее понимал, что не все так просто, как ему кажется. Вот она вроде бы рядом с больным. Вроде поначалу в ее глазах было сострадание, но теперь все изменилось. Лицо стало строгим. Между бровей пролегла легкая складка. Взгляд задумчивый и смотрит мимо него. Голова слегка повернута в сторону двери, из?за которой доносятся отдаленные голоса. Не иначе как она внимательно прислушивается к тому, что там происходит.

Поня–атно. Не хочется ей находиться здесь. С куда большим удовольствием она сейчас была бы там, где решается судьба престола. Ну и чего же тогда сидит подле него? А кто ее пустит туда? Кто станет ее слушать? Никому не интересно ее мнение. Мало того, не останься она рядом с больным, то ее скорее всего попросят покинуть дворец. Только находясь рядом с ним, она может быть поближе к тому месту, где сейчас возможно решается именно ее судьба. И она то же, думает только об императорской короне.

Господи, да любит ли его хоть кто?нибудь на этом свете! Только Наташенька и любила от чистого сердца, сестрица его родная. Единственная кто ничего от него не хотел, кроме братской любви. Но ее больше нет. Померла, не вынеся тяжкой болезни. Никому он не нужен был на этом свете кроме нее. Помрет, так никто и не всплакнет. А раз так, то и жить незачем. Устал он. Хочется тепла душевного и покоя. Будьте вы все прокляты.

— Кха…

— Что, Петруша, — все же обратила на него взор дочь Петра Великого, родная тетка нынешнего императора.

— Закладывайте лошадей. Я поеду к сестре, Наталии.

Потом он закрыл глаза и отстранился от этого мира, не принесшего ему ничего кроме разочарований. Еще некоторое время его грудь вздымалась в прерывистом дыхании, но потом это стало происходить все реже и слабее, пока в один момент не прекратилось вовсе.

Божией милостию, Петр Второй, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Сибирский, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Князь Эстляндский, Лифляндский. Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных, Государь и Великий Князь Новагорода Низовския земли, Черниговский. Рязанский. Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский и всея Северныя страны повелитель и Государь Иверския земли, Карталинских и Грузинских Царей, и Кабардинския земли, Черкасских и Горских Князей и иных наследный Государь и Обладатель — прекратил свой бренный путь на грешной земле, устав от подлости и предательства.

Холодно то как. Вокруг все белым бело. Нет, не просто все белое, а снежная равнина. Куда не кинь взгляд, до горизонта снег. Впрочем, самого горизонта и не видно, небо и заснеженная равнина как бы сливаются в нечто бесконечное.

Ну и что это значит? Он много раз видел по телевизору, как выступали люди пережившие клиническую смерть. Вроде говорили о нескольких вариантах, но он помнил только про свет в конце тоннеля. Ага. Тут тоннелем и не пахнет. Зимушка зима, от конца до края. Хм. А ведь и не холодно совсем. Нет, поначалу вроде… А может это просто ассоциация такая — если кругом заснеженная равнина, то обязательно должен быть мороз. Но вот стоит он в своем привычном костюме и ничуть не мерзнет.

А тишина какая стоит. Ни звука. Он прислушался к своему дыханию но не услышал даже его. Тишина словно обволокла его со всех сторон, осязаемо, мягко и нерушимо.

— Приплыли, раскудрить твою в качель.

Его голос на этой искрящейся и погруженной в полное безмолвие равнине прозвучал как?то инородно. Разумеется он тут был впервые, но чувствовал, что человеческим голосам тут не место. А уж в такой интерпретации, так и подавно.

— Прости меня грешного, Господи, — отчего?то вдруг захотелось повиниться в содеянном

Повинился. От сердца повинился, без дураков. Ну и что дальше? Что делать?то? Куда идти? По всему получается, что как он не стремился спасти свою грешную жизнь, ничего у него не получилось. А может он сейчас в коме и это его бред? Очень может быть. Вон и костюм отглажен, словно только что получил его из заботливых рук жены, никаких прорех, кровавых пятен. А ведь должно быть, это