Что ей оставалось делать? Чопорно кивнув, она во все глаза глядела, как я взяла ее сына за руку — для такого крепкого мальчишки у него были на редкость маленькие руки — и повела к детскому столу. Там я представила его юному Гизу — тот выразительно зевнул, — а затем своим детям.
— Это ваш кузен Наваррский. Он впервые при нашем дворе. Позаботьтесь о нем.
Марго улыбнулась.
— Тебя звать Маргарита, — пробормотал, запинаясь, Наварра, и она решительно замотала кудрявой головой.
— Сказал бы еще — маргаритка! Я не цветок, кузен. Все зовут меня Марго.
— А я — Генрих, герцог Анжуйский! — Мой сын Генрих воинственно вздернул подбородок.
— Ну-ну, — попеняла я, — будь паинькой. Когда закончатся взрослые танцы, вы сможете потанцевать вместе.
— Надеюсь, тебе у нас понравится. — Я заглянула в поднятые ко мне глаза Наварры и вновь ощутила сердцем некое непостижимое родство с этим мальчиком.
Постепенно последствия видения прошли, но остаток вечера я просидела в задумчивости. Юный Наварра неуклюже, но храбро продирался сквозь дебри танца, а Марго вертелась вокруг него, точно проказливый эльф. Вот, думалось мне, принц, которого стоит не упускать из виду.
После свадьбы мы вернулись к безмятежным прелестям Фонтенбло. Могло показаться, что ради венчания моего сына время остановилось и в мире ничего не происходит, но это было не так, что подтвердили последние сообщения кардинала.
Генрих вызвал меня в свой кабинет. Когда я вошла, он сидел за письменным столом, под глазами у него набрякли темные мешки.
— Мария Тюдор умирает. Наш английский посол сообщает, что беременность, о которой она объявила, на самом деле опухоль. Она не слушала своих врачей и целыми днями рыдала из-за Филиппа, так как он покинул ее и вернулся в Испанию, едва только услышал, что она тяжела.
— Бедная женщина. Ей выпала нелегкая жизнь.
— О да, и когда она умрет, нам тоже придется нелегко. — Генрих бросил взгляд на депешу в руке. — Англичане прочат на трон ее сестру Елизавету, хотя Мария держит ее под домашним арестом. — Он невесело усмехнулся. — Елизавета избегла обвинения в участии во всех заговорах против Марии, хотя всем известно, что она открыто исповедует протестантизм. Если она станет королевой, то выступит против нас.
Генрих отбросил депешу и сумрачно глянул на меня.
— Монсеньор говорит, что, как только Мария Тюдор испустит дух, мы сразу же должны предложить Филиппу новую невесту.
У меня потемнело в глазах, а в ушах звучало только одно слово.
— Невесту? — эхом повторила я.
— Да. Если Елизавета Английская займет трон, мы вынуждены будем заключить союз с Испанией.
В столбе золотистого света вихрились нестерпимо яркие пылинки.
— Екатерина, поверь, если б существовал другой путь, я бы выбрал его. — Генрих вздохнул. — Вот только его не существует. Лишь одна из наших дочерей созрела для брачного ложа.
— Но Елизавете всего четырнадцать, а Испания так далеко!
— Она принцесса. И должна исполнить свой долг, как исполнили его мы. — Он взял меня за руку. — Ты ведь понимаешь, правда?
— Понимаю. — Я кивнула. — Обещай только, что расскажу ей об этом именно я. Она должна услышать это из моих уст.
— Даю слово. — Он поцеловал меня в щеку.
Оставшиеся дни этого года пролетели, словно листья, опадающие перед первой метелью. Коннетабль и его племянник Колиньи, с которым я не виделась уже много лет, были посланы ко двору Филиппа II в Брюсселе для обсуждения условий брачного договора. Вскоре после того до меня дошли слухи, что Колиньи во время путешествия по Нидерландам проявил интерес к протестантской вере.
Я не обратила внимания на сплетни. Все мои мысли были поглощены приближающейся разлукой не с одной, а сразу с двумя дочерьми, ибо кардинал, едва услышав, что Генрих одобрил брак Елизаветы с Филиппом Испанским, не теряя времени предложил отдать другую мою дочь за герцога Лотарингского, родственника Гизов. Я горячо возражала, упирая на нежный возраст Клод, — ей
