сострадания к Жанне. Видно было, что Антуан глубоко равнодушен не только к религии, но и ко всему прочему, что могло стать между ним и его утехами.

Тем не менее Жанна держалась столь неприступно, что до сих пор я обменялась с ней от силы парой слов. Придумывая, как бы вовлечь ее в разговор, я вдруг обнаружила, что смотрю на ее сына, маленького Генриха, наследника наваррского трона, — крепкого веснушчатого мальчугана, который унаследовал от матери рыжие волосы, а от Антуана — зеленые глаза и резкие черты лица. Мальчику было шесть лет — на год больше, чем Марго. Я гадала, почему он не сидит вместе с другими детьми, но сын Жанны вдруг повернулся в кресле, и наши глаза встретились.

Меня заворожил его взгляд. В его любопытных глазах, еще не тронутых тенью взрослости или жизненных невзгод, я узнала себя, ту, какой я была когда-то: преждевременно познавшую мир, но еще не ведавшую, как сильно он может перемениться. Сочувствие охватило меня при мысли о том, как он, должно быть, ошеломлен буйством и пышностью нынешнего праздника. Повинуясь порыву, я поманила его. Жанна вздрогнула, наклонилась к сыну и зашептала на ухо; мальчик на миг замялся, но потом встал и подошел ко мне.

Он отвесил четкий, но отчасти неловкий поклон, явно чувствуя себя неудобно в праздничном наряде; рыжие волосы его неукротимо вздыбились, точно иглы у ежа. Он родился под знаком Стрельца, припомнила я, мыслями вернувшись в тот день, когда Жанна сообщила письмом о рождении сына, а я отправила в подарок серебряную купель.

— Дитя мое, — мягко проговорила я, — знаешь ли ты, кто я такая?

— Да. — Он уставил взгляд на свои блестящие башмаки. — Вы — тетушка Екатерина.

— Верно. Я — тетушка Екатерина. Подойди сюда, позволь мне тебя обнять.

Взгляд его метнулся к матери, а я между тем сошла с помоста и заключила в объятия крепко сбитое тельце, которое даже не дрогнуло в моих руках.

И на меня обрушилось видение. Ничего подобного я не испытывала с того памятного дня в детстве: мощь видения была такова, что мир, окружавший меня, растаял и я осталась парить в бесплотной темноте.

…Пушечный выстрел гремит вдалеке, и эхо его прокатывается по длинной долине, погруженной в клубы черного дыма, долине, где на обугленных деревьях трепещут лишь изодранные остатки осенней листвы. Человек сидит на черном боевом коне; на нем темная шляпа с белым пером, у него густая медно-рыжая борода, обветренное лицо с длинным носом, широкие скулы и близко посаженные, горящие решимостью глаза; он, мнится, повелевает самым воздухом, которым дышит. Он сидит верхом так, словно родился в седле, и сжимает коленями бока своего коня, унимает его, нервно перебирающего ногами.

К нему бросается юный паж в зеленой ливрее с незнакомым мне значком.

— Они не сдадутся! — выдыхает паж, и человек бросает на него взгляд, в котором на миг вспыхивает нетерпение.

Затем он откидывает голову и хохочет. И что-то говорит, — но я не разбираю слов и пытаюсь переместиться ближе, расслышать… Но он тает, растворяется, точно дым, и…

Сдавленный вскрик — мой собственный — вернул меня к действительности. Покуда я силилась вспомнить, где и почему нахожусь, боролась с тошнотой, подступающей к горлу, и обливалась потом, мальчик ладонью робко коснулся моей щеки.

— Тетушка Екатерина… — прошептал он.

Сверху вниз я завороженно глянула на его лицо и тогда поняла, что видела именно его — такого, каким он вырастет.

Жанна решительным шагом направилась к нам и вырвала сына из моих объятий.

— Довольно, мадам, — процедила она.

Глаза ее сверкнули, задержавшись на усыпанном рубинами и жемчугом распятии, которое было приколото к моему корсажу, — недавний подарок невесты сына.

— Она не сделала мне больно, — заявил маленький Наварра. — От нее приятно пахнет.

— От нее пахнет идолопоклонничеством! — отрезала Жанна.

Вопреки изнурению, которое неизменно сопутствовало проявлениям моего дара, я нашла в себе силы засмеяться:

— Вижу, кое в чем ты не изменилась. Я хотела лишь поприветствовать твоего сына и спросить, не хочет ли он сесть с другими детьми. Он ведь, если ты не забыла, наполовину Валуа — эта кровь течет в его жилах благодаря тебе.

И, словно не заметив, как она нахмурилась, обратилась к мальчику:

— Хочешь познакомиться со своими кузенами?

Наварра поглядел на детский стол. Я ожидала, что он откажется, вцепится в свою матушку, которая явно ни на миг не спускала с него глаз. К моему удивлению, он выпятил подбородок.

— Да, хочу. Можно, матушка? — Он поднял глаза на Жанну.