Я наткнулась на ее понимающий взгляд и осеклась.

— Что, матушка? — промурлыкала Марго. — Что теперь ты замышляешь: убить Генриха? Ты ведь затем послала его на охоту вместе с Генрихом — чтобы его прикончили в глухом лесу, а потом изобразили, будто произошел несчастный случай? Тогда уж Генрих точно не станет вождем гугенотов. Ты захватишь его королевство, избавишься от всех прочих гугенотов и опять выдашь меня замуж за кого тебе пожелается.

— Матушка ненавидит нас, — пробормотал Эркюль. — Она ненавидит нас и поэтому не предупредила, что замышляется резня. Она хочет смерти нам всем.

В ужасе смотрела я на дочь, не в силах до конца поверить услышанному. Что же я сделала не так, где ошиблась, если она выросла такой дрянью? Я любила всех своих детей, любила как могла; я готова была на все, лишь бы защитить их. Да, в раннем детстве я нечасто могла одарить их материнским вниманием, но лишь потому, что их отобрала у меня Диана! После смерти моего мужа дети наконец-то стали целиком принадлежать мне, и я оберегала их, ни разу не усомнившись в том, что поступаю правильно. Как Марго, столь юная и прекрасная, могла превратиться в это злобное, совершенно чужое мне существо? Я пыталась пробудить в себе гнев, обрушить на ее голову поток брани… Но правда жалила мое сердце, словно змея, и я никуда не могла от нее деться.

Ради мести Марго готова на все. Она — Медичи, и проклятие, тяготеющее над ней, — не что иное, как моя кровь.

— Я дала Карлу амулет и яд, — продолжала Марго, как будто могла прочесть мои мысли. — Так посоветовал Козимо: завоевать доверие Карла, показав ему, на что я способна.

Я ощутила, как шкатулка выскользнула из моих рук, но звука падения не услышала.

— И это еще не все, — проговорила Марго, медленно, со злобой улыбаясь. — В Венсенне Карл собирался отпустить Генриха. Потом явилась ты и отобрала у него последнюю надежду на искупление. Теперь он думает, что наваррец умрет. Вот почему он принял яд. Он больше не в силах выносить бремя своей вины.

Я взглянула в ее лицо, в ее глаза, где не было и тени раскаяния, — и, схватив ее за плечи, затрясла так, что жемчужины из волос горохом посыпались на пол.

— Он думает, наваррец умрет, потому что ты обманула его! Ты хоть понимаешь, что наделала? Понимаешь? Твой брат умирает из-за тебя!

— Это твой яд и твой амулет! — Марго расхохоталась мне в лицо. — Все скажут, что это сделала ты, — точно так же, как убила королеву Жанну, как подсунула меня наваррцу, чтобы заманить гугенотов в Париж и перебить их. Все скажут, что ты отравила собственного сына, и никто никогда больше тебе не поверит!

Эркюль съежился, как побитый щенок.

— Это не я! — пролепетал он. — Не я! Я этого не делал!

Я оттолкнула Марго и медленно отступила на шаг.

— Как только я позабочусь о твоем брате, — сказала я ей, — я разберусь с тобой так, как ты заслуживаешь.

Я поместила своих младших детей под стражу и послала солдат в Шомон. Козимо арестовали и привезли в Бастилию.

С наступлением вечера я в сопровождении Бираго отправилась туда, чтобы допросить его. Войдя в сырую камеру, располагавшуюся в недрах крепости, я содрогнулась при виде своего астролога, который был привязан к стулу, наготу его прикрывала лишь истрепанная набедренная повязка. В полумраке видны были развешанные на стене клещи всех размеров и прочие орудия пыток.

Козимо походил на оживший труп, его изжелта-бледное тело покрывали кровоподтеки. Казалось, вся жизнь, которая еще сохранилась в нем, при виде меня переместилась в глаза, и взгляд их живо напомнил мне маленького мальчика, встречавшего меня на пороге отцовского дома. Я помнила этого человека с детства; мы были почти ровесники. Он мой соотечественник — итальянец, уроженец Флоренции. На миг я оцепенела, охваченная сомнением. Что, если и это — месть Марго? Что, если она сама обнаружила шкатулку, напитала ложью слух Карла, подтолкнув к безумию его и без того некрепкий разум, а потом замыслила обвинить в соучастии Козимо?

— Госпожа, — пробормотал Бираго, — надо начинать. От этого разговора зависит жизнь его величества.

Я кивнула, и Бираго, усевшись за небольшим столиком, достал из мешка лист бумаги и перо, которым обычно вел записи на заседаниях Совета. Козимо впился в меня немигающим взглядом; воспоминания, которые связывали нас, терзали мое сердце. А тем временем между стылых стен камеры раздавался звучный голос Бираго:

— Козимо Руджиери, ты обвиняешься в том, что умышлял умертвить его величество, прибегнув к яду. Ее величество пришла сюда, чтобы узнать рецепт противоядия. Если ты сообщишь ей этот рецепт, она обещает оставить тебя в живых.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату