Изба оказалась внутри просторнее, чем могло показаться снаружи. В углу печь, на ней постель Яги: матрас, подушка, одеяло. Посреди комнаты круглый стол, два стула, один из них на трех ногах, у другого спинка сломана. Пол так грязен, будто никто не подметал его не одну сотню лет. Повсюду валялись объедки: кожура от яблок, скорлупки орехов, несколько гнилых морковок, кое-где в пол вдавлены были шоколадные конфеты, а в углу горкой свалена свекла вперемешку с картошкой. Такого ужасного беспорядка ребята еще не видывали. Занавески на окнах серые, но Даша могла бы поспорить, что когда-то, очень давно, они все-таки были белыми.

Баба Яга повела рукой и кивнула на стулья.

– Садитесь, не стойте столбом.

Руслан покосился на трехногий стул и сказал:

– Я лучше постою.

Даша присела на стул без спинки и неуверенно посмотрела на Ягу.

– Ваша сестра… – Она осеклась, увидев, каким злым стал взгляд старухи, и поспешила исправиться: – Мудрая сова сказала, что вы можете нам помочь.

– Вечно она говорит, мудрая, тоже мне, нашлась! Да кто так ее назвал! Вы хоть знаете?

– Нет! – хором ответили ребята.

– Так я расскажу, погодите, расскажу! – кипятилась Яга.

Руслан тихонько вздохнул и прислонился к холодной печи. Было очевидно, что от рассказа им не отвертеться, поэтому не оставалась ничего иного, как устроиться поудобней.

Старуха прошаркала к трехногому стулу, уселась на него и приняла задумчивый вид. Молчала так минут пять и наконец заговорила:

– Давным-давно, когда не существовало правителей и повсюду царил мир, Когда никто не мнил себя самым красивым, быстрым и мудрым – повстречал молодой путешественник по имени Якол чудесную девушку Ганиглу: очи как небо лазурны, волосы как смоль. Забилось вольное сердце сильнее, ничего вокруг он не видел как слепой, кроме прекрасного лица Ганиглы, и ничего не слышал, кроме голоска ее звонкого. Позабыл он край свой родной, позабыл родных да близких, ходил за Ганиглой как привороженный, клялся в вечной любви. Девушка смеялась над ним, любовь свою дарить не спешила, говорила ему: «Не торопись, добрый молодец, а сердце мое завоюй».

Якол был вспыльчив, нетерпелив, но любовь оказалась сильна, не мог он вырвать ее из своего сердца. Не мог позабыть лика прекрасного, сколь ни старался. Тогда понял он, что не с чувством нужно бороться, а лучшим стать для своей избранницы. Поняла вскоре и чаровница Ганигла, что на других молодцов даже смотреть не хочет, все помыслы ее и мечты занял златокудрый Якол.

Завоевал капризное сердце красавицы парень! Не расставались влюбленные ни на день, ни на час – и были счастливы как никто.

Якол, к слову сказать, волшебством промышлял, а Ганигла искусной целительницей слыла. Наколдовал Якол им дом, да не простой, а на куриных лапах. Волшебником он был начинающим. А случилось это так: положил у обочины дороги Якол щепку красного дерева, которую привез из далеких стран. Хотел в дом добротный превратить, да мимо петух с курицей не вовремя шли. Петух красавец черный, взгляд орла, а курица так себе, страшненькая! Но любовь, как известно, соединяет несоединимое. Прогуливались петух с курицей, он стихи ей на память читал да звезду с неба клялся достать, а Якол заклинание как раз бормотал. Вспыхнула молния ярче солнца, выше дубов, исчезла щепка, закричала курица – и выросла из земли изба.

Ох, плакал красавец петух, ругал неумеху волшебника на чем свет стоит, но ничего не поделаешь. Взлетел он тогда на крышу дома и поклялся, что не оставит никогда свою возлюбленную, от которой одна душа да лапы остались. Петух тот и по сей день жив, слово свое держит.

А Ганигла была счастлива, избу чудную всем сердцем полюбила! Увидел это Якол и перестал горевать, начал разучивать новые заклинания. Так появилась в доме метла, что сама подметала пол. Мало этого показалось волшебнику, он поймал птицу да заклинанье произнес. Пернатая исчезла, тогда взмыла в воздух метла. Она носилась по свету, а потом к Яколу вернулась и осталась жить поживать.

Когда надо, хозяев носила на себе, дом подметала, нравом легким отличалась. Любили Якол с Ганиглой метлу как родную. Жили душа в душу они впятером. Петух вечерами стихи избе читал, метла по дому хлопотала, а влюбленные мечтали.

Хорошо им было. Шли годы, родилась у Ганиглы дочка, радовались молодые родители – не описать. Звездой очей ясных звали, баловали, как могли. Росла девочка умницей и красавицей – пришло время имя выбирать. Тогда Якол с Ганиглой впервые рассорились, целую неделю не разговаривали. Хотела девушка назвать дочку в свою честь, а Якол уперся, именем матушки, оставленной на родине, мечтал дочурку наречь.