Он смеется и корчит рожицу:
– Нет, совсем не то. Ты на нее и вовсе не похожа. Что-то в тебе заставило вспомнить о ней. И я не знаю, зачем пошел за тобой. Все это было как-то нереально. Вся ситуация казалась странной, и потом, когда я наткнулся на тебя около своего дома… – Он умолкает на полуслове и смотрит на свои пальцы, чертящие по краю тарелки. – Было предчувствие, что это должно случиться, – тихо произносит он.
Я делаю глубокий вдох и впитываю его ответ, стараясь запечатлеть в памяти последнее предложение. Он бросает на меня тревожный взгляд, и я понимаю: он боится, что напугал. Ободряюще улыбнувшись, я указываю на его стакан:
– Теперь можешь пить. Твоя очередь спрашивать.
– О, вопрос легкий, – говорит он. – Хочу знать, на чью мозоль я наступаю. Сегодня я получил от кого-то таинственное сообщение по электронке. Вот что там было: «Если ты путаешься с моей подругой, плати за время и не трать мое, козел».
Я смеюсь.
– Это, конечно, Сикс, – со смехом отвечаю я. – Ежедневная поставщица позитивных установок.
– Я так и думал, – кивает он и, подавшись вперед, прищуривается. – Потому что я очень ревнив, и если бы это пришло от парня, я ответил бы не так любезно.
– Ты ответил? И что же ты написал?
– Это твой вопрос? Если нет, то я съем еще что-нибудь.
– Попридержи коней и отвечай.
– Да, я ответил. Я спросил, как прикупить времени.
Мое сердце затопляет сентиментальной волной, и я сдерживаю улыбку. Как это жалостливо и грустно! Я качаю головой:
– Я пошутила, этот вопрос не засчитывается. По-прежнему моя очередь.
Он кладет вилку и возводит очи горе:
– У меня все остынет.
Я ставлю локти на стол и упираюсь подбородком в кисти рук:
– Мне хочется узнать о твоей сестре. И почему ты говорил о ней в прошедшем времени?
Холдер запрокидывает голову назад и, потирая лицо, смотрит вверх:
– Гм. А ты умеешь спросить!
– Такая игра. Правила не мои.
Он снова вздыхает и улыбается, но в улыбке присутствует печаль, и я начинаю жалеть о спрошенном.
– Помнишь, я говорил, что прошлый год для моей семьи выдался совсем паршивым?
Я киваю.
Он откашливается и снова принимается водить пальцем по ободку тарелки:
– Она умерла тринадцать месяцев назад. Это было самоубийство, хотя мать предпочитает называть это «преднамеренной передозировкой».
Говоря, он не отрывает от меня взгляда, и я выказываю такое же доверие, хотя сейчас смотреть ему в глаза действительно трудно. Я понятия не имею, как реагировать, – сама виновата.
– Как ее звали?
– Лесли. Я называл ее Лесс.
Мне грустно от этого уменьшительного имени, и аппетит пропадает.
– Она была старше тебя?
Подавшись вперед, он берет вилку, навертывает спагетти и подносит ко рту.
– Мы были близнецами, – без выражения сообщает он и жует.
Господи Иисусе! Я тянусь за стаканом, но Холдер забирает его и качает головой.
– Моя очередь, – произносит он с набитым ртом. Перестав жевать, отпивает глоток и вытирает рот салфеткой. – Хочу узнать о твоем отце.
На сей раз трудно приходится мне. Сложив руки перед собой, я принимаю воздаяние.
– Я уже говорила, что не видела его с пяти лет и ничего о нем не помню. По крайней мере, так мне кажется. Я даже не знаю, как он выглядит.
– У мамы нет фото?
До меня доходит: ему невдомек, что я приемный ребенок.