Холдер сощуривается, догадавшись, что я подловила его. Нельзя ответить на этот вопрос вопросом. Он открывает крышку и льет газировку в мой стакан:
– Никакого льда тебе.
– Ха! – восклицаю. – Я выиграла.
Он со смехом идет к плите:
– Я позволил тебе выиграть, потому что мне жаль тебя. С таким храпом нужны положительные эмоции.
– Знаешь, – глупо улыбаюсь я, – приколы смешные только в форме эсэмэсок.
Беру стакан и делаю глоток. Здесь явно не хватает льда. Я вынимаю из холодильника несколько кубиков и бросаю в газировку.
Повернувшись, я оказываюсь с Холдером нос к носу, и он смотрит на меня сверху вниз. В его довольно серьезном взгляде, который заставляет мое сердце трепетать, все же проскальзывает лукавство. Он делает шаг вперед, и мне приходится прижаться спиной к холодильнику. Он небрежно упирается в него ладонью.
Не понимаю, как я еще не сползла на пол. Колени вот-вот подогнутся.
– Ты ведь понимаешь, что я шучу, да? – тихо спрашивает он.
Холдер скользит взглядом по моему лицу и улыбается, от чего показываются ямочки.
Я киваю и хочу только, чтобы он отодвинулся, потому что сейчас у меня начнется приступ астмы, а у меня ее нет в помине.
– Ладно, – заявляет он, придвигаясь еще чуть-чуть. – На самом деле ты не храпишь. И даже чертовски очаровательна, когда спишь.
Ему не следует говорить подобные вещи. Особенно когда он так близко от меня. Он сгибает руку в локте и вдруг оказывается совсем рядом. Потом наклоняется к моему уху, и я судорожно вздыхаю.
– Скай, – обольстительно шепчет он. – Хочу, чтобы ты… посторонилась. Мне нужно в холодильник.
Он медленно отстраняется и, не сводя с меня глаз, наблюдает за моей реакцией. Уголки его рта подергиваются от улыбки, которую он пытается сдержать, но в конце концов разражается смехом.
Я толкаю его в грудь и подныриваю под руку:
– Какой же ты козел!
Продолжая смеяться, он открывает холодильник:
– Извини, но блин! Ты до того на меня запала, что трудно не подразнить.
Я понимаю, что он шутит, но все равно ужасно смущаюсь. Усаживаюсь за барную стойку и опускаю голову на руки. Я начинаю ненавидеть девушку, в которую он меня превращает. Если бы я не проговорилась и не сказала ему, что увлечена им, то общаться было бы легче. И не будь он таким забавным. И милым, когда захочет. И клевым. Наверное, все это и придает вожделению такую сладость с привкусом горечи. Чувство прекрасное, и тем труднее отказаться от него.
– Хочешь узнать кое-что? – спрашивает Холдер.
Я поднимаю на него глаза – он занят кастрюлей, что-то в ней помешивая.
– Пожалуй, нет.
Он бросает на меня взгляд, потом отводит:
– Тебе полегчает.
– Сомневаюсь.
Он снова косится на меня, и игривая улыбка исчезает с его губ. Достав из шкафа кастрюлю, он подходит к раковине и наливает в нее воду. Потом возвращается к плите и снова начинает что-то помешивать.
– Похоже, я тоже немного увлечен тобой, – признается он.
Я незаметно вдыхаю, потом делаю медленный контролируемый выдох, чтобы он не подумал, будто сразил меня этими словами.
– Совсем немного? – спрашиваю, пытаясь, как обычно, смягчить неловкость сарказмом.
Он вновь улыбается, но не отводит глаз от кастрюли. В кухне на несколько минут воцаряется молчание. Он сосредоточен на готовке, а я – на нем. Я смотрю, как он свободно движется, испытывая благоговение перед его непринужденностью. Это мой дом, но нервничаю я, а не он. Мне по-прежнему не по себе, и я хочу, чтобы он снова заговорил. Его, похоже, молчание не гнетет, но меня оно раздражает, и я хочу с ним покончить.
– Что значит «lol»?
– Ты это серьезно? – хохочет он.