была раньше. Я знаю, что из прежней жизни меня забрали совсем маленькой, но и в этом случае у меня должны были сохраниться какие-то обрывки. Наверное, в тот самый момент, когда я уехала с Карен, я сумела в столь юном возрасте принять сознательное решение никогда не думать о прошлом. Когда Карен пустилась рассказывать байки о моем «удочерении», мне, вероятно, было легче принять безвредную ложь, чем вспоминать отвратительную правду.

Я знаю, что не смогла бы тогда объяснить, чем занимался со мной отец, потому что не была уверена. Я знала только, что ненавижу это. Когда не знаешь наверняка, что именно ненавидишь и даже почему, подробности вспомнить трудно… только ощущения. Я никогда не испытывала особого интереса к своему прошлому. Мне даже не хватило любопытства узнать, кем был мой отец и почему он «отдал меня на удочерение». Теперь я знаю, что это было вызвано тайными ненавистью и страхом к этому человеку, а потому было проще воздвигнуть кирпичную стену и никогда не оглядываться.

Я по-прежнему испытываю ненависть и страх, хотя он уже не сможет ко мне прикоснуться. Я так же ненавижу и смертельно боюсь, но все-таки его гибель повергает меня в ужас. Я ненавижу его за наводнение моей памяти жуткими воспоминаниями. И в то же время я почему-то скорблю о нем посреди всего этого кошмара. Я не хочу горевать о потере. Я хочу ликовать, но радости во мне нет.

С меня снимают куртку. Я отвожу взгляд от кирпичной стены и, обернувшись, вижу Холдера. Он кладет куртку на кресло, снимает с меня окровавленную рубашку. Сознание генетической связи с безжизненной кровью, покрывающей мои лицо и одежду, наполняет меня глубокой печалью. Холдер начинает расстегивать на мне джинсы.

На нем боксеры. Я даже не заметила, как он разделся. Я поднимаю взгляд и вижу на его правой щеке, которой он был повернут к отцу, капельки крови. Он тяжело взирает на джинсы, стаскивая их с меня.

– Ну-ка, милая, вылезай, – ласково просит он.

Я держусь за его плечи, и он поочередно вынимает мои ноги из штанин. Я вижу его волосы, забрызганные кровью, и механически запускаю в них пальцы, потом смотрю на руку. Кровь, оставшаяся на кончиках, какая-то густая – гуще, чем бывает.

Потому что мы заляпаны не только кровью.

Я начинаю вытирать пальцы о живот, яростно пытаясь счистить кровь, но на самом деле размазывая ее повсюду. В горле встает комок, и я не в силах закричать. Это похоже на кошмарный сон, когда не можешь издать ни звука. Холдер поднимает на меня взгляд. Мне хочется визжать и вопить, но я лишь, широко раскрыв глаза, трясу головой и продолжаю вытирать о себя руки. Увидев мой ужас, он выпрямляется и, подхватив, быстро несет в душ. Встав вместе со мной, пускает воду и задергивает занавеску. Повернувшись ко мне, он хватает меня за руки, которые по-прежнему пытаются стереть красноту. Когда вода попадает в глаза, я на миг задыхаюсь, а потом делаю глубокий вдох.

Холдер берет с края ванны мочалку и мыло. Меня колотит, хотя вода теплая. Намылив мочалку, Холдер прижимает ее к моей щеке.

– Ш-ш-ш, – шепчет он, глядя в мои испуганные глаза. – Я сейчас смою это, ладно?

Он принимается бережно мыть мне лицо, и я зажмуриваюсь. Я не размыкаю век, потому что не хочу увидеть заляпанную кровью мочалку. Обхватив себя руками, стараюсь не шевелиться, хотя меня все еще сотрясает дрожь. Холдер несколько минут смывает кровь с моего лица, рук и живота. Закончив, вынимает из моих волос заколку для конского хвоста.

– Посмотри на меня, Скай. – Я открываю глаза, и он легко прикасается пальцами к моему плечу. – Я сниму лифчик, хорошо? Надо вымыть волосы, и нельзя, чтобы на него что-то попало.

Что-то попало?

Когда до меня доходит, что речь, вероятно, идет о том, что застряло у меня в волосах, я снова паникую, спускаю бретельки лифчика, снимаю его через голову.

– Убери это, – быстро говорю я, снова засовывая голову под воду и запуская пальцы в волосы. – Просто убери.

В моем голосе опять звучит паника.

Он хватает меня за руки и, отводя от волос, кладет к себе на талию.

– Сейчас уберу. Держись за меня и постарайся расслабиться.

Я приникаю головой к его груди и крепко хватаюсь за него. Я чувствую запах шампуня, который он льет мне на волосы, растирая кончиками пальцев. Потом он массирует и скребет мою голову, долго прополаскивая волосы. Я не спрашиваю, почему так долго, и просто даю делать то, что он считает нужным.

Покончив с этим, Холдер сам встает под душ и моет шампунем свою голову. Я чуть отстраняюсь, боясь, как бы на меня опять что- нибудь не попало. Смотрю на свои живот и руки и больше не вижу отцовских следов. Холдер трет лицо и руки мочалкой. Я стою, глядя, как он спокойно смывает с себя события последнего часа.

Закончив, он открывает глаза и покаянно смотрит на меня: