Да, у меня не было желания проходить это снова.

Изабелла протянула руку под столом и положила ладонь на мое бедро, силой заставляя прекратить постукивания – мои движения стали заметными. Я с удивлением глянул на нее и увидел улыбку, в ее чертах не было гнева. Она знала, о чем я думаю, и никогда не судила меня, она всегда знала, как успокоить меня.

– Ты в порядке? – спросила она, обеспокоенная.

Я кивнул и отбросил вилку, нервно взъерошивая волосы.

– Да, я буду в порядке, – ответил я, пытаясь взять себя в руки.

Из тела уходило напряжение, пока я смотрел на нее, меня ошеломлял ее внешний вид. Она охеренно светилась, и грудь сжимало от чувств, когда я видел искорки счастья в ее глазах, я надеялся, что и она видит это в моих. Она была всем для меня. Моя любовь к ней была сильнее всего на свете, сильнее, чем наркотики или алкоголь. Она была моим миром, моей долбаной жизнью, и теперь, превыше всего остального, она была моей женой.

Моя жена… кто бы мог подумать, что Эдвард Каллен обзаведется гребаной женой?

– Тебе стоит поесть, – тихо сказала она, ее улыбка стала озорной, когда она отвернулась к своей тарелке. – Позже тебе понадобятся силы.

Сексуальный намек заставил меня застонать, я поднял вилку и с силой вонзил ее в кусок мяса. Это какое-то чертово блюдо из свинины, но я не был уверен, какое именно. Поставщиков провизии взяла на себя Эсме, потому что ни я, ни Изабелла понятия не имели, как организовывать приемы. Я бы заказал пиццу и позволил этим ублюдкам самим себя обслуживать, но такое дерьмо не пройдет с этой компанией.

– Не переживай, Белла. Для тебя у меня полно сил.

– Оу, я не переживаю, – сказала она, откусывая кусочек, – помню, как печенье с предсказанием пообещало, что ты не разочаруешь меня.

Я засмеялся и начал есть, внезапно ощутив себя намного лучше. Этот всплеск, по обыкновению, быстро прошел, а вот мысли сохранялись еще долго. Я по-настоящему, б…ь, потерял гребаный контроль со спиртным, но только после рождения Карлайла понял, как все плохо. Большую часть времени я не мог оставаться трезвым, мое настроение менялось так быстро, что Изабелла едва справлялась. Я связывал все это с трагическими событиями в нашей семье, думал, что когда все уляжется, я буду в порядке, но это не сработало. Становилось только хуже.

Кризис наступил за день до моего двадцать первого дня рождения, в июне две тысячи девятого года. Я был пьян, как обычно, меня вызвал Алек и отправил с поручением проверить одного из наших букмекеров, который не заплатил. Ко мне он приставил телохранителя. Обычно телохранитель нужен был ему самому, но Алек просто хотел проверить меня, увидеть, смогу ли я справиться с андеррайтерами (1) и построить их. Я должен был показать себя, заставить его гордиться прогрессом, но надо ли говорить, что я, на хер, провалился. Как только я начал оказывать давление, парень запаниковал, треснул меня прямо по носу, а потом смылся.

Телохранитель бросился вслед за ним и повалил на землю, а я был бесполезен, в гребаном алкогольном ступоре и ослепший от боли. Я забрался в свой автомобиль и прислонился лбом к рулю, закрывая глаза в попытке отстраниться от всего. Время – ничто, я не замечал ни минут, ни секунд, ни даже часов. Следующее, что помню – когда я открыл глаза, увидел последнее зрелище, которое хотел… мигающие голубые огни.

Я все еще был несовершеннолетним, пьяный, и за рулем машины с полупустой бутылкой «Серого Гуся» на соседнем сидении. У меня был заряженный пистолет с серийным номером на нем, и, конечно же, черт побери, не зарегистрированный в Чикаго. Меня арестовали, и я провел ночь в камере, обвиненный в какой-то мелочи и в тяжком преступлении по хранению оружия. Мне исполнился двадцать один год в грязной клетке, рядом с двумя дюжинами агрессивных ублюдков, я ожидал заседания суда, чтобы внести залог.

Я не мог позвонить Изабелле и попросить забрать меня – она всю ночь сидела с маленьким Ка, пока Розали и Эмметт праздновали свою первую годовщину, поэтому я с неохотой набрал Эсме. Залог за меня