Отец что-то тихо проговорил, я не смог расслышать, но, что бы это ни было, оно остановило Алека. Сирены стали громче, и Алек покачал головой, а отец кивнул.

– Убирайся отсюда, Эдвард! – заорал Алек.

Я застыл на месте, в панике, а потом побежал к ним, игнорируя приказ. Я чуть не упал от ужаса, когда отец поднял пистолет и приставил его к подбородку.

– Нет! Отец, нет! – умолял я.

Глаза отца закрылись, он снял большим пальцем предохранитель, его указательный палец лег на курок.

Алек быстро опустил голову, и его тихий голос долетел до меня, когда я приблизился: – Perdonami (4), – сказал он, и я застыл, когда он, без тени колебания, поднял свой пистолет и сам нажал на курок.

Хриплый крик вырвался у меня, когда пуля пронзила череп отца, и он откинулся назад, его тело мягко упало на землю. Я рухнул на траву, не в силах пошевелиться, рыдания сотрясали меня.

Я кричал и молился, меня била дрожь, Алек подошел ко мне. Он взял мой пистолет, а потом и свой, и бросил оружие в бассейн, прежде чем вернуться. Он быстро осмотрел территорию, оценивая масштаб резни, на его лице застыла гримаса. Повсюду были разбросаны тела, землю залили лужи крови. Сирены становились все громче, когда они приблизились, нас осветили огни. Я глянул на дядю, а полиция тем временем хлынула в дом и во двор. Алек тут же поднял руки и упал на землю раньше, чем ему приказали, а я по его команде перекатился на живот.

Я был в тумане, ошеломленный и сломленный, происходящее казалось нереальным. Нас заковали в наручники, я лежал на траве, борясь с гребаными слезами, а Алек лежал рядом и тихо бормотал слова на итальянском. Через мгновение я понял, что он молится, его слова ранили меня. Я потерял над собой контроль, и когда увидел, как отца накрывают белой простыней, из груди вырвался громкий вой. Все, о чем я мог думать, как, б…ь, мне объяснить это братьям, как Эсме воспримет эти новости. Как они вообще, на хер, смогут понять, что тут произошло, если я сам не могу все осознать?

Рядом кто-то прочистил горло, и я попытался сдержать рыдания и взять себя в руки, когда Алека подняли с земли и увели.

– Установлено, что семеро мертвы, включая Каллена, – сказал офицер. – Все еще ждем подтверждение личностей остальных шести.

– Шевелитесь, – ответил второй мужчина, его голос казался странно знакомым. – Есть кто-то внутри?

– Только заявленная Калленом жертва, – сказал мужчина. – Остальные, похоже, покинули поле битвы. Мы выставили патруль и обзваниваем наших информаторов, пытаясь добыть какие-то данные. На другие дома сейчас совершаются набеги.

– Хорошо. Вы позвонили в Службу по защите жертв насчет рабыни?

– Да, они сказали, что скоро кого-нибудь пришлют. Она не хочет ни с кем говорить.

– Я не удивлен. Дайте ей время. Я уверен, что она освоится, когда поймет, что она в безопасности.

Шаги приблизились, и знакомый голос назвал мое имя, я узнал его и, подняв голову, увидел агента Ди Фронзо. Он склонился надо мной. Присев рядом, он снял мои наручники и вздохнул, беря меня за руку и осматривая рану.

– Позовите медика, чтобы он осмотрел повреждения мистера Каллена.

– Да, сэр.

Он наблюдал за мной, пока я садился.

– Нам придется забрать вас и задать кое-какие вопросы, но все это утром, – сказал он.

Я кивнул, не удивленный, что они хотят забрать мою чертову задницу, но то, что он освободит меня, шокировало.

– Вы хотите сейчас сделать заявление?

Я вытер лицо, пытаясь убрать слезы, а потом застонал, когда понял, что лишь размазал кровь по щекам. Я задрал рубашку, чтобы вытереться ей, и покачал головой.