— Привет, mon ami.

— Где мама?

— Она плохо спала сегодня, солнышко. Будешь сэндвич с беконом?

— Нет, лучше апельсинового джема.

Я открыл буфет, достал банку и попытался отвинтить крышку, потом передал ее отцу.

— Открой, пожалуйста.

Он поднял ломтик бекона, внимательно осмотрел его и уронил обратно на сковородку.

— Точно не хочешь бекона? Я буду бекон.

— Мы все время ходим к доктору, пап.

— Ох! Черт!

Он укоризненно посмотрел на покрасневшую кожу на костяшке пальца.

— Сильно обжегся, пап?

— Да нет, не очень.

Он подошел к раковине, отвернул кран холодной воды, сунул руку под струю и сказал что-то о том, как зарос сад. Я выскреб из банки четыре больших ложки — все, что там оставалось.

— Можно я возьму ее себе?

— Банку? Зачем?

— Вы можете говорить потише? — Дверь резко распахнулась, стукнув по столу. — Я совсем не выспалась. Дайте же наконец поспать!

Она сказала это не сердито, скорее умоляюще. Потом закрыла дверь, на этот раз аккуратно, и я услышал, как она поднимается по лестнице. В животе у меня возникла жуткая пустота, которую не заполнишь никакой едой.

— Не волнуйся, солнышко, — сказал папа с принужденной улыбкой. — Ты ни в чем не виноват. Просто сегодня трудный день. Может, ты пока доешь завтрак, а я с ней поговорю?

Он вроде как спрашивал, но на самом деле это был не вопрос. Он хотел сказать, что мне ничего не остается, кроме как сидеть здесь, пока он поднимется к ней наверх. Но мне совсем не нравилось сидеть в одиночестве за столом и прислушиваться к приглушенным голосам, доносящимся из-за стены. Мне хотелось чем-нибудь заняться. Я взял банку из-под апельсинового джема и вышел через заднюю дверь в сад.

В голове у меня крутились разные воспоминания. Саймон мечтал о муравьиной ферме, а у мертвых тоже бывают дни рождения.

Присев на корточки рядом с будкой, где хранится садовый инвентарь, я, как учил меня дедушка, приподнял несколько плоских камней. Но было еще холодно, поэтому даже под самыми большими камнями я не мог найти ничего, кроме червяков и жуков. Я попытался заглянуть поглубже и принялся рыть землю пальцами. Когда первые капли дождя упали мне на халат, я был далеко: Кругом темно, уже ночь, воздух пахнет солью, и Саймон рядом со мной стирает капли дождя со щек и скулит, что ему это не нравится, совсем не нравится, и что он хочет вернуться. Я говорю, чтобы он перестал канючить, как маленький, и держал фонарь ровно, и он держит его дрожащими руками, и вот наконец из темноты проступает блеск ее пуговичных глаз.

— Мэтью, милый! — Мама стояла у окна и звала меня. — Дождь идет!

Открывая заднюю дверь, я услышал, как хлопает входная.

Я взбежал наверх.

— Милый, ну что нам с тобой делать?

Она взяла мой мокрый халат и вытерла меня полотенцем.

— А куда папа пошел?

— Погулять.

— Там же ливень.

— Он скоро вернется.

— Я думал, мы позавтракаем все вместе.

— Мэтью, я устала.