своих носить еще крышки от пластиковых бутылок. За это нас звали «пивняками» и постоянно над нами подшучивали. Вот только потерь у Звяги, по сравнению с другими артелями, считай, что и не было.
– Крышка – диэлектрик стандартной формы и веса, – тут же сделал выводы Костя. – Но далеко не кинешь. Значит, для разведки на ближней дистанции.
– Если так дело пойдет, – удивленно сказал Топор, – может мне удастся в поезде отсидеться? Ну ладно, хватит болтать. Перейдем от слов к делу. Сейчас каждый из вас возьмет горсть наброса и мы пойдем обкидывать аномалии.
26
Следующие несколько часов прошли в утомительных однообразных тренировках. Топор построил отряд в определенном порядке и заставлял всех ходить вдоль поезда и останавливаться по командам, которые жестами отдавал тот, кто шагал первым. Потом они все вместе ползали по земле рядом с настоящими аномалиями, по склону железнодорожной насыпи, и Топор давал всем, как он выразился, почувствовать дыхание Зоны. Мягкая неумолимая сила, пытавшаяся затянуть в свои объятия на расстоянии более десятка шагов, произвела впечатление на всех. Даже Марина перестала демонстрировать свою независимость и беспрекословно падала лицом вниз по первой команде или хваталась одновременно за поясные ремни ефрейтора Хиженкова и Натальи, если Топор начинал кричать, что один из них оказался в ловушке.
Вскоре все перепачкались в грязи и соке травы, устилавшей насыпь.
Двум проводникам, кроме себя, Топор при этом успевал давать дополнительные сложные задания, и вскоре Костя уже от усталости стал плохо соображать и все чаще навлекать на себя гнев Топора.
– Что ты за олух?! – орал Топор, отвешивая Косте пинка пониже спины. – Ты что, не видел, как я шевелил веткой траву? Да ты только что сдох в «песчанке» и подставил весь отряд!
– Я просто устал, – пытался оправдаться Костя.
– Какая разница, по какой причине ты подох?! – орал Топор, и постепенно Костя начал ощущать, что снова ненавидит грубого и самовлюбленного чиновника.
– Ладно, перекур, – сказал вдруг Топор гораздо более спокойным голосом. – Вижу, все уже вымотались. Садитесь, где стоите. Привыкайте отдыхать только так. На аномальном поле разбредаться нельзя.
– А если захочется припудрить носик? – насмешливо спросила Марина, явно рассчитывая смутить грубияна.
– Пудри там, где сидишь, – грубо ответил Топор. – Это, если, конечно, сама пудрой не хочешь стать.
Сказал и отвернулся. Поэтому не видел, как опасно блеснули глаза Марины, а лицо налилось краской то ли гнева, то ли стыда. Такой свою напарницу Костя видел впервые.
Но, несмотря на всю конфликтность ситуации, Костя больше не мог переживать за Марину. Усталость взяла свое, и он плюхнулся на землю там, где стоял.
Вокруг бронепоезда бурлила кипучая деятельность. Практически все, кто остался на ногах, сооружали вокруг бронепоезда небольшие баррикады из подручного материала и запасных шпал, закапывали управляемые мины и рыли канавы, отходящие прямо к аномалиям, продолжающим бесноваться вдоль насыпи. С обзорной площадки процессом руководил Кудыкин. Рядом с ним три человека из числа подчиненных Ломакина устанавливали мощные прожекторы и черные матовые блины инфракрасных фонарей. Возле тепловоза возился машинист с двумя солдатами, монтируя прямо поверх брони сопла огнеметов. Судя по количеству патрубков, уходящих внутрь тепловоза, огненного факела могло хватить на поджаривание целого слона.
Костя знал, что внутри вымершего с виду бронепоезда тоже вовсю ведутся подготовительные работы. Оружие и боеприпасы равномерно распределялись по вагонам. Два солдата чистили и смазывали орудие в бронеколпаке, а после нескольких выстрелов научными зарядами в нишах оперативного боекомплекта остались только осколочно-фугасные снаряды.
Не двигаясь с места, бронепоезд, словно длинный стальной жук, зарывающийся в землю, готовился дать жестокий отпор любому противнику, выставляя во все стороны смертоносные жала.