Затем стон прекратился, и наступила тишина.
Уиннифред постучала снова, не понимая, как один только стук ее сердца не разбудил его.
— Минуту. — Голос Гидеона был приглушенным и явно раздраженным. — Одну минуту.
Она ждала, слушая, как он ходит по комнате. Он обо что-то споткнулся и грубо выругался, а потом дверь открылась, и он предстал перед ней в брюках и рубашке. Мягкий свет огня в камине освещал его сзади и лился в коридор.
— Уиннифред? — Гидеон крепко зажмурился, потом открыл глаза, словно не мог понять, сон это или явь. — Вы почему не в постели?
— Стены в этой гостинице тонкие. Я слышала, как вы кричали.
— Вы слышали… — Он осекся и провел ладонью по лицу. Она никогда не видела его таким усталым. — Проклятие.
Сегодня он ругался больше, чем за все время, что они знакомы, печально подумала Уиннифред.
— Не пригласите меня войти?
Как она и надеялась, дерзкая просьба застигла его врасплох. Он отпустил дверь, Уиннифред открыла ее пошире и протиснулась мимо него в комнату.
Он потянулся к ее руке.
— Вам нельзя находиться здесь.
— Я уже здесь, — отозвалась Уиннифред, отступая от него, — и если вы не хотите, чтобы меня здесь кто-нибудь увидел, предлагаю закрыть дверь.
Ей потребовались значительные усилия, чтобы говорить и держаться уверенно. Желудок был скручен в узел, а в голове роились сомнения. Быть может, она неправильно поступила, пробравшись к нему в комнату, но она должна была что-то сделать. Уиннифред пыталась оставить его в покое и хотела подтолкнуть к действиям. Именно последнее принесло результаты на мосту.
Полная решимости, она встала посреди комнаты и дождалась, когда он закроет двери, прежде чем снова заговорить:
— Вам снова приснился кошмар.
— Но сейчас я не сплю.
— Как и я, и поскольку мы оба не спим и…
— Это не должно вас беспокоить.
Она пропустила это замечание мимо ушей.
— Вам снится война?
— Что, простите?
— Я слышала… только что… — Она махнула на дверь. — Слышала, как вы сказали «пушки». Вам снится война?
Он молчал так долго, что она даже немного удивилась, когда он открыл рот, чтобы заговорить.
И тут же захлопнул его, не произнеся ни слова.
— Хотите, чтоб я принесла вам какого-нибудь вина или…
— Спасибо, нет.
Она переступила с ноги на ногу.
— Жалко, что у меня нет шоколада.
— Все в порядке. Возвращайтесь в постель.
— А не лучше ли вам…
— Нет. Идите спать.
Она расправила плечи, сделала глубокий вдох и сказала:
— Нет.
Темные брови поднялись так высоко, что чуть ли не скрылись в волосах.
— Нет?
Она решительно кивнула:
— Я не уйду.
Он не шевелился, только брови опустил.
— Это была не просьба, Уиннифред.
— Я знаю.
— Понятно. — Он отступил назад, прислонился к двери и сложил руки на груди. — И чего же вы надеетесь достичь, бросая мне вызов?
В таком настроении Уиннифред его еще не видела. В речи его была холодность, усиливающая ее нервозность, а пренебрежительная манера была чем-то новым. Он смотрел так, словно находил ее интересной, но лишь самую малость.
— Ничего я не надеюсь достичь, — ответила Уиннифред. — Я надеюсь помочь. Должна попытаться.
— Почему?
Она не поддалась внезапному желанию отвести взгляд.
— Потому что вы мне небезразличны. Вы мой друг. Потому что…
— Мы знаем друг друга без году неделя, — напомнил он, скривив губы. — И вы упорно пытаетесь превратить это в душещипательную комедию?
Разрываемая обидой и гневом, она почувствовала, как под кожу проникло тонкое, но острое лезвие крайнего смущения. Чтобы руки не дрожали, она сцепила их за спиной, вздернула подбородок и встретилась с ним глазами.
— Я не знаю, что это такое.
Он моргнул раз, другой, затем закрыл глаза.
— Простите. Черт, простите. Это было ни к чему.
Она промолчала, не зная, что сказать.
Гидеон провел ладонью по лицу.
— Кажется, мне все же надо выпить.
— Я принесу.
— Нет. Оставайтесь здесь. — Он оттолкнулся от стены, схватил трость, прошел к двери, потом обернулся и нахмурился. — Оставайтесь здесь, Уиннифред.
— А разве я не за тем пришла, чтобы здесь остаться?
Он насупился еще суровее, потом повернулся и вышел из комнаты.
Уиннифред смотрела на дверь, слушая, как раздаются в коридоре шаги Гидеона.
«Мы знаем друг друга без году неделя».
Эти слова уязвляли, но они не ранили так, как его слова у моста. Частично потому, что Уиннифред знала, что они были сказаны в гневе, но главным образом потому, что это не было критикой в ее адрес. Но это не остановило ее. Сказанное напомнило ей, как часто приходится хорошенько потрудиться, чтобы получить желаемое. Можно целыми днями тянуть морковку, но она не будет расти быстрее и не вырастет крупнее. А можно поливать, пропалывать и окучивать, и в конце терпение и труд окупятся.
Мужчине может нравиться женщина, его может влечь к этой женщине и в то же время ужасать мысль о том, чтобы жениться на ней после всего лишь недолгого знакомства. Это имеет смысл. Не слишком лестно, но по крайней мере разумно.
И ей тоже надо быть разумной. Она готова была бороться за то, чего хочет; теперь необходимо ждать и принимать то, что им обоим еще так много нужно узнать друг о друге.
Это она сможет… наверное… вероятно.
Запас смелости не безграничен. Сколько бы ни отодвигала Уиннифред в сторону свои страхи, они всегда найдут способ дать о себе знать… способ подточить ее решимость.
Знает он ее неделю или десять лет, ей, возможно, никогда не стать той женщиной, на которой Гидеон захочет жениться.
Она не красавица, не образованна, не утонченна. Она не леди. Она украла кулон, играла в карты с воришкой и водила дружбу с козой.
Она не из тех людей, с которыми хотят дружить.
