законных владельцев.
А затем мои мысли завертелись вокруг еще более мрачной темы. Ведь многие из этих швейцарских ублюдков точно знали, кто есть кто среди этих уцелевших детей, но предпочли не помогать им в розысках. Но что еще хуже – многие из этих еврейских сирот обращались по верному адресу и разговаривали с теми самыми швейцарскими банкирами, которые хранили деньги их родителей, только для того, чтобы не получить помощи и уйти обманутыми. Боже! Какая страшная трагедия! Только самые благородные из швейцарских банкиров поступили по-честному и позволили полноправным наследникам вступить во владение тем, что оставили им родные. А в Цюрихе, который так и кишел фрицами, вообще стоило немалых трудов найти хоть кого-нибудь, кто сочувствует евреям. Пожалуй, во французской Женеве дела обстояли лучше, но лишь самую малость. Такова человеческая природа, и тут ничего не попишешь. И все те еврейские денежки были потеряны навсегда, просто растворились в недрах швейцарской банковской системы, сказочно обогатив эту крошечную страну. Иначе чем объяснялось отсутствие нищих попрошаек на ее улицах?
– …Теперь вы понимаете, – говорил тем временем Сорель, – чем объясняется нынешнее требование, чтобы каждый счет, открытый в Швейцарии, был зарегистрирован на его подлинного владельца. И исключений тут нет.
Я взглянул на Дэнни. Он почти незаметно кивнул мне. Но я уловил его невысказанное послание: «Это чудовищный ночной кошмар».
На обратном пути в отель мы с Дэнни не обменялись ни единым словом. Я глядел в окно автомобиля и не видел ничего, кроме призраков миллионов мертвых евреев, которые до сих пор искали свои деньги. К тому времени тыльная сторона моей ноги разгорелась адским огнем. Господи Иисусе! Если бы только я не страдал этой ужасной хронической болью, я бы, наверное, давно распрощался с наркотой. Боль была острая, как будто ногу буравила игла. Прошло больше двадцати четырех часов с того момента, как я принимал лекарства, и мой ум работал так остро, что я чувствовал, что могу превозмочь любую проблему, какой бы неодолимой она ни казалась.
Но как мне преодолеть швейцарское банковское законодательство? Закон есть закон, и падение Эла Абрахамса только укрепило меня во мнении, что даже проверенный временем способ обойти закон необязательно избавляет от расплаты за его нарушение. Все было предельно ясно: если я решусь открыть счет в «Юньон Банкэр», я буду вынужден дать им свой паспорт и сведения обо мне окажутся в базе данных. И если министерство юстиции США обратится к швейцарским властями по какому-нибудь делу, связанному с биржевым мошенничеством – и это нарушение будет считаться преступлением также и в Швейцарии, – то моя песенка будет спета. Даже если агенты ФБР не сразу разнюхают, какой счет принадлежит мне или с каким банком я имел дело, они уже от меня не отстанут.
Их запрос направится прямиком в швейцарское министерство юстиции, которое затем разошлет запросы во все банки страны с требованием предоставить информацию по всем счетам, принадлежащим лицу, которым интересуется правительство США.
Все будет именно так.
Уж лучше бы я связался со своими собственными подставными в Штатах. На худой конец, получив запрос, они легко наврут с три короба под присягой! Приятного, конечно, мало, но, по крайней мере, у них нет никаких письменных улик.
Стоп-стоп-стоп! А кто сказал, что банку нужно показывать именно мой паспорт? Что мне мешает вызвать в Швейцарию одного из своих подставных и открыть счет на его имя? Каковы шансы, что ФБР вычислит моего американского подставного в швейцарской прачечной? Подставной в прачечной! Двойная степень защиты! Если Штаты пришлют запрос на человека по имени Джордан Белфорт и швейцарское министерство юстиции перешлет в банки свой запрос, то оно не получит в ответ ничего!
Так раз уж я подумал об этом, почему бы мне не использовать одного из моих нынешних подставных? В прошлом я отбирал их, полагаясь не только из их надежность, но и на их способность прокачивать большие суммы нала, не привлекая внимания налоговой инспекции. Такое сочетание качеств встречалось нечасто. Моим главным подставным был Эллиот Лавинь, который на глазах превращался в настоящий ночной кошмар. Он был не просто моим главным подставным – этот человек подсадил меня на кваалюд. Эллиот был президентом «Перри Эллис», одного из крупнейших производителей одежды в Штатах, но этот его высокий пост не мешал ему быть раз в десять отвязнее, чем Дэнни. Да-да, как бы невероятно это ни звучало, но Дэнни выглядел просто пай-мальчиком на фоне Эллиота.
Он был не только заядлый игрок и неисправимый наркоман, но также и сексуальный маньяк и записной брачный аферист. Он снимал с «Перри Эллис» миллионы баксов в год, заключая тайные сделки с заграничными фабриками: те завышали цены на продукцию, Эллиот ее покупал, а они затем откатывали ему этот нал. Цифры получались с шестью нулями. Когда я сбрасывал Эллиоту свежую партию бумаг, он потом рассчитывался со мной той самой наличкой, которую срубал со своих заморских фабрик. Обмен получался классным – нигде никаких письменных улик! Но затем Эллиот начал вводить меня в убытки. Его пристрастие к игре и дури обходилось слишком дорого. Он перестал выполнять денежные обязательства передо мной. И уже задолжал мне почти два миллиона баксов. Но если я порву с ним окончательно – не видать мне своих бабок никогда. Поэтому я предпочел сворачивать с ним дела постепенно, продолжая поставлять ему новые бумаги, пока он не вернет мне весь свой долг.
Несмотря на все это, Эллиот сослужил мне добрую пользу. Я поимел с него больше пяти лимонов налом, и все эти бабки были надежно запрятаны в индивидуальных банковских сейфах во всех концах Штатов. Как переправить все эти бабки в Швейцарию, я еще не придумал, хотя кое-какие мыслишки на этот счет у меня в голове вертелись. Я собирался перетереть это дельце с Сорелем в предстоящем разговоре наедине. Как бы то ни было, я всегда знал, что заменить Эллиота другим подставным, который сможет прокачивать такой же объем налички, не оставляя письменных следов, будет нелегко.
Но теперь, когда я собирался отмывать свои деньги в Швейцарии, вопрос о накоплении нала как такового уже не стоял. Я мог бы просто хранить бабки на своем швейцарском счету, и пускай им капают с них проценты. Но были и еще вопросы, которые я не мог задать на сегодняшней встрече. Как я смогу пользоваться деньгами, которые я положу на свой счет в Швейцарии? Как я буду тратить их? Как мне перегнать отмытые бабки обратно в Штаты для дальнейших инвестиций? У меня оставалось еще много вопросов, на которые я хотел бы получить ответ.
Но самым главным было то, что, используя Швейцарию как прачечную, я мог теперь выбирать себе подставных, полагаясь исключительно на их надежность. Это значительно расширяло круг потенциальных подставных, и мои мысли быстро переключились на родственников моей жены. Они не были гражданами США; они все жили в Великобритании – вдали от любопытных глаз ФБР. Существовала мало кому известная лазейка в правилах Комиссии по ценным бумагам и биржам, позволявшая лицам, не являвшимся гражданами США, становиться пайщиками публичных компаний на гораздо более выгодных условиях, чем предусматривались для граждан. Я имею в виду Правило S, которое разрешает иностранцам не только приобретать акции публичных компаний, но и продавать их раньше чем через два года после выпуска, то есть освобождает их от ограничения, установленного Правилом № 144. Это был совершенно несуразный закон, дававший иностранцам явные преимущества перед американскими инвесторами. И естественно – как и большинство подобных глюков регулятора, – он вызвал мощную волну злоупотреблений, поскольку сообразительные американские инвесторы обстряпывали незаконные сделки с иностранцами и вовсю эксплуатировали Правило S для частных инвестиций без необходимости выжидать целых два года, чтобы продать свои ценные бумаги.
Ко мне тоже не раз обращались иностранцы, которые за скромные комиссионные предлагали использовать их паспорта для сделок по Правилу S. Но я всегда отказывался. В глубине моего подсознания прочно засело предостережение Эла Абрахамса. Как я мог на этой грешной земле довериться какому-то иностранцу в совершенно незаконном деле? Ведь приобретение акций через подставное иностранное лицо было серьезным уголовным преступлением – таким, которое наверняка заинтересовало бы ФБР. Так что я всегда отклонял такие предложения.
Однако теперь, с двойной защитой… с родственниками моей жены во втором эшелоне прикрытия… что ж, подобные дела вдруг перестали казаться мне такими уж рискованными!
А затем мой распаленный ум начал примериваться к Патриции, тетке моей жены. То есть нет – моей собственной тетке. Да-да, она стала и моей теткой тоже! Уже в первую нашу встречу с тетей Патрицией
