просто. А ну-ка! — Он поманил одного из своих людей. — Возьмешь себе подручных и закидаешь хорошенько этот ход каким-нибудь мусором. Заполните его до отказа, а решетку придавите затем чем- нибудь тяжелым. Ну а ты, римлянин, ступай-ка за мной.
Карпексу Архелай помог подняться на ноги, брезгливо морща при этом нос.
— И давайте-ка избавьтесь для начала от этого тряпья.
Катону не терпелось без промедления предстать перед правителем, но, видимо, некая толика формальности для создания благоприятного образа все же не вредила. Вместе с Карпексом они скинули засаленное провонявшее тряпье и наспех, как могли, очистили себя от сточной грязи. После этого они вслед за Архелаем вышли из казармы. Помещение, куда они попали из канализации, оказалось одним из десятка подобных, выходящих во внутренний двор цитадели за царскими покоями. Когда-то, в более отрадную мирную пору, в теперешних казармах содержались самые чистопородные на всем Востоке скакуны. Теперь же в бывших лошадиных обиталищах ютились люди. Покашливание и приглушенные обрывки разговоров лишь оттеняли ночной покой.
— Кто все эти люди? — поинтересовался Катон.
— Есть которые из дворца. Но в основном верные правителю подданные, укрывшиеся с ним здесь, когда вспыхнул мятеж. Мы уж и так впустили сколько могли, пока правитель не велел закрыть ворота. Больше уже не вмещалось.
— А были и другие желающие?
— Сотни. Застрявшие у ворот, когда мятежники сомкнулись у цитадели.
— И что с ними сталось?
— А ты как думаешь? — резко, вопросом на вопрос, ответил Архелай. — Хочешь, чтобы я тебе живописал? Скажем так: князь Артакс не запомнится как милостивец.
Некоторое время они шли молча, пробираясь мимо беженцев, после чего снова заговорил Катон:
— Как у вас в целом обстановка? В Антиохии нам сообщили, что вы здесь держитесь своими силами.
— Так оно, в сущности, и есть, — ответил Архелай. — Бунтовщикам этих стен в обозримом будущем не одолеть. Людей у нас для обороны хватает с лихвой. На ближайшие дни хватает и пищи. Единственная незадача с водой. Вон там, под царскими покоями, есть два резервуара. — Он указал на величавую колоннаду с двумя башнями спереди по краям. Рядом возвышался храм Бела,[18] окруженный наружной стеной, ограждающей от нечестивых взглядов святилище самого почитаемого божества Пальмиры. — В обоих на случай необходимости содержался запас воды, — продолжал Архелай. — И вот выяснилось, что в одном вода протухла, а другой наполнен лишь наполовину. Но на нужды гарнизона хватает и того, что есть.
— А сколько у вас в целом людей может держать оружие? — спросил Катон.
— Когда начался мятеж, дворцовая стража насчитывала около пятисот воинов. Больше сотни мы потеряли, когда отступали из дворца и пробивались через город к цитадели. С той поры тоже были потери. Сейчас, — Архелай помолчал, прикидывая, — сейчас нас осталось примерно три с половиной сотни. Моя синтагма понесла в том бою самые тяжелые потери.
— Синтагма?
— Дворцовая стража состояла из двух синтагм, по двести сорок человек в каждой; во всяком случае, так было до мятежа. Каждая синтагма состоит из четырех тетрархий по шестьдесят воинов. Я как раз одной из них и командую, — он ткнул себя большим пальцем в грудь. — Я тетрарх.
— А, понятно, — кивнул Катон. — А помимо стражи правителя, есть кто-нибудь еще, способный сражаться?
— Есть горстка знати со своими приближенными, — Архелай пренебрежительно пожал плечами. — Хотя, по мне, с ними приходится быть начеку едва ли не больше, чем с мятежниками. Затем еще с полцентурии ауксилиариев, что охраняли римского посланника с его семьей и свитой. Итого четыре с небольшим сотни мечей, ну и по меньшей мере с полтысячи горожан, готовых взять в руки оружие.
Катон мысленно прикинул: если нынче ночью все сложится как задумывалось, то гарнизон разбухнет за счет тысячи с лишним римских солдат и людей князя Балта; да еще если взять во внимание всех их лошадей…
— На сколько хватает воды? — повернулся он к Архелаю.
— Еще дней на двадцать, это если ее распределять. О! — застыв на полушаге, он поглядел на Катона. — Так это до того, как к нам присоединится ваша колонна.
— Или, с учетом этого… меньше десяти дней.
— Н-да, великолепно, — Архелай даже не сразу сориентировался, куда идет. — Представляю, как обрадуется правитель, когда все это выяснит.
На подходе к инкрустированным бронзой дверям царских покоев поднялись со своих скамей стражники и каменно встали, вытянув копья. Один из них, выйдя навстречу Архелаю, отсалютовал. Прежде чем вновь обратиться к тетрарху, он оглядел Катона с Карпексом.
— Куда изволим следовать, господин?
— Эти двое гонцов только что попали в цитадель. Говорят, что с посланием к правителю.
— Правитель почивает, господин.
— Неудивительно, — тонко улыбнулся Архелай, — среди ночи. Но послание у этих людей весьма срочное.
Стражник, неуверенно помолчав, пришел к решению:
— Я пошлю за дворцовым распорядителем.
— Тогда делайте это быстро! — бросил раздраженно Катон. — Дорога каждая минута.
Стражник, взметнув брови, секунду-другую смотрел на Катона, после чего перевел взгляд на Архелая.
— Делайте как он говорит, — кивнул тот.
— Слушаю.
Стражник махнул одному из своих сотоварищей, и тот, не без труда приоткрыв одну из громоздких дверей, скользнул в образовавшийся зазор. Воцарилась напряженная тишина: все ждали ответа из царских покоев.
Катон, повернувшись, оглядел внутренний двор. Стены над скученными группками беженцев вздымались ввысь темной толщей. На башнях различались силуэты часовых, наблюдающих за подходами к цитадели. На каждой из башен горело по нескольку факелов, однако часовые держались от их света на разумной дистанции, чтобы не представлять собой живые мишени. Мощь укреплений впечатляла, но никакие стены не помогут, когда закончится вода. И тогда защитникам придется выбирать между смертью от жажды, сдачей мятежникам (что равносильно гибели) и отчаянной попыткой прорыва из города в случае, если проконсул Сирии со своей армией не подоспеет к Пальмире прежде, чем этот выбор придется сделать.
Шум близящихся шагов заставил Катона обернуться. Бронзовые двери отворились, и в свете масляных светильников предстали посланный стражник и еще один человек — высокий, худой, с всклокоченной седой бородой. Человек обратил взгляд вначале на Катона, затем на Карпекса. При виде последнего в глазах у него мелькнуло узнавание, и он обратился к рабу на греческом:
— Ты ли это, Карпекс? Как поживает твой хозяин? Все охотится со своими приятелями-бражниками?
Карпекс отвесил низкий поклон.
— Мой хозяин, господин, сейчас стоит у стен города и ждет, когда можно будет прийти на помощь своему отцу.
— Вот как? — высоким голосом переспросил царедворец. — Неужто у него так быстро иссякли деньги на увеселения?
Карпекс собирался что-то ответить, но благоразумно промолчал, оставшись в согбенной позе. Распорядитель между тем перевел внимание на Катона:
— Ты, должно быть, римлянин. Думаю, тебе не мешает объясниться, какими судьбами ты здесь.
— Времени на изъяснения как такового нет, — сказал со вздохом Катон. — Здесь, у стен города, ждет римская штурмовая колонна, готовая по сигналу прорваться через восточные ворота. Но сперва вы должны