— Если наш флот одержит победу, возьмем твою лодку и поплывем к ним.

— А если они проиграют?

— Они не проиграют. Береги дыхание и смотри под ноги.

Они продолжили спуск в тишине, если не считать тяжелого дыхания Секунда да то и дело доносившихся снизу пронзительных криков чаек. По пути стали попадаться чахлые деревца, а потом впереди и вовсе показался самый настоящий сосновый лес, под сень которого уходила тропа. Катон остановился.

— Ты хорошо знаешь эту дорогу?

— Слишком хорошо, — скривился Секунд. — За последние два месяца мне приходилось спускаться и подниматься по ней столько раз, что вспоминать тошно.

— И далеко вниз по склону тянется этот лес?

— Практически до побережья.

— Сплошняком? То есть у нас больше не будет возможности взглянуть, что творится внизу?

Секунд, ненадолго задумавшись, утвердительно кивнул.

— Дерьмо! — Катон закусил губу. Чего ему вовсе не хотелось, так это проделать весь путь вниз по склону, пребывая в полном неведении относительно хода битвы. Однако выбирать не приходилось. Таков был местный ландшафт, и им осталось только спускаться по лесистому склону, надеясь на поражение пиратов. Но, взглянув напоследок в сторону противоположного берега, Катон увидел, что зона сражения сузилась до изгиба залива, куда направляются во множестве лодки и малые суда. Перевес явно клонился не в сторону римлян. Если в ближайшее время ничего не произойдет, пираты попросту задавят их числом.

— Что это? — спросил Секунд, указывая пальцем на море. — Боевой корабль?

Катон взглянул туда, где горный массив круто обрывался в море, и увидел обтекаемый нос выплывавшей в поле зрения триремы. Следом появились и другие корабли, шедшие для пущей быстроты под парусами и веслами одновременно. На глазах Катона и Секунда флот Равенны со всей возможной скоростью спешил к пиратскому логовищу.

Катон с улыбкой повернулся к агенту.

— Говорил же я тебе, что у Веспасиана наверняка есть план.

— Ты прав, — отозвался Секунд, виновато улыбнувшись в ответ. — Но, на мой взгляд, расчет времени у него малость рискованный.

Снова повернувшись к морю, Катон убедился, что его собеседник прав. Чтоб обогнуть мыс и войти в гавань, флоту потребуется около часа, а судя по тому, как оборачиваются там дела, уцелевшим бойцам с первых пяти кораблей столько не продержаться.

…С надстройки на передней палубе своего флагмана Веспасиан отчетливо видел полосу морской воды между двумя горами. Над отдаленным, вдававшимся в залив мысом клубились облака дыма.

У него за спиной барабан павсария отбивал ритм, и каждый очередной всплеск весел отдавался легким вздрагиванием палубы под сапогами. Парус наполнял устойчивый попутный ветер, наиболее благоприятный для выбранного флотом курса. Однако префект волновался едва ли не больше, чем когда- либо за всю жизнь. В нескольких милях впереди сражались и умирали его люди, и он должен был поспеть им на помощь как можно быстрее. Но не только судьба подчиненных тяготила его мысли. Если план провалится и пираты сумеют вырваться из ловушки, Телемах продолжит свирепствовать в Адриатике и перепрячет свитки, за которые сможет затребовать любую цену. А он, Веспасиан, впадет в немилость.

— Похоже, центурион Макрон, как это у него в обычае, устроил там изрядную заваруху, — заметил со смешком Вителлий, поднявшись наверх. — Будем надеяться, что твой план сработает, командир.

— Он уже работает, — отрезал Веспасиан.

— Это хорошо, — кивнул Вителлий. — Потому что, если по какой-то причине все пойдет не так, как мы… как ты надеешься, мне даже не хочется думать о последствиях.

Веспасиан стиснул зубы, подавляя гнев и заставляя себя не поддаваться на провокацию. Вителлий, однако, решил воспользоваться моментом и разбередить больное место, сколько будет возможно.

— Конечно, — протянул он, — план был рискованный. Я-то понимаю, что на войне риск неизбежен, но вот в том, одобрят ли в Риме такую опасную игру, не уверен. Буду лишь надеяться на то, командир, что они поймут твои побудительные мотивы так же, как и я.

Веспасиан поднял руку.

— Думаю, так оно и будет, трибун. Ты ясно выразил свои чувства.

— Не уверен, — отозвался Вителлий так тихо, что слышать его мог лишь Веспасиан. — Не знаю, как тебе удалось, но ты еще пожалеешь о том, что лишил меня командования. Рано или поздно. Вот увидишь. Так что прости, если я не хочу, чтобы твой план удался.

Веспасиан взглянул на него с нескрываемым отвращением и презрением.

— Ты правда хочешь, чтобы операция провалилась?

— Конечно.

— А люди, которые там дерутся? Их жизни ничего для тебя не значат?

Вителлий пожал плечами.

— Всего какая-то тысяча римлян. Какое это может иметь для меня значение? На весах истории они ничто. Помнить, дорогой Веспасиан, будут лишь тех, кто эту историю вершит. Кем ты считаешь себя? Одним из толпы или вершителем судеб? — Он испытующе взглянул на префекта и усмехнулся. — То-то и оно. Так что не нужно морализировать насчет этих людей: они гибнут ради тебя, чтобы ты смог занять свое место в истории. Будь любезен не лукавить и признать свои мотивы такими, каковы они есть… командир.

Прежде чем Веспасиан нашелся с ответом, Вителлий отступил на шаг, вытянувшись, отсалютовал префекту, сопроводив это кривой улыбкой, и, повернувшись, спустился на палубу. Веспасиан проводил его ненавидящим взглядом. Настанет день, когда они сведут счеты, и лишь одному из них будет суждено увидеть следующий рассвет. Но даже когда Веспасиан, приняв для себя такое решение, вновь поднял глаза на поднимавшийся из-за мыса дым, в сердце его оставалась горечь — ведь насчет его амбиций Вителлий был совершенно прав. Ну что ж, решил Веспасиан, в награду за такую проницательность трибун будет назначен командовать отрядом, который первым высадится на берег.