шлюхи сидели в своих альковах с кислыми физиономиями, оживившимися и повеселевшими, стоило им завидеть появившегося в створе улицы Катона. Однако тот проследовал мимо, опустив голову и никак не реагируя на их оклики и призывные жесты.
Войдя в «Танцующий дельфин», Катон обнаружил там лишь горстку посетителей и, придержав капюшон на голове, огляделся. Единственным, кого он узнал, был здешний служитель, с тоскливым видом облокотившийся о прилавок. Он с надеждой взглянул на нового посетителя, а Катон, лавируя между хаотично расставленными столами и лавками, направился к стойке. Служитель одарил его широкой улыбкой.
— Добрый вечер. Что угодно?
— Мулсум.
— Хорошо.
Он окунул ковшик в дымящийся жбан, зачерпнул вина с медом и, наполнив бронзовую чашу, передвинул ее по прилавку Катону.
— Три асса, пожалуйста.
Центурион извлек из кошелька три мелкие монетки и бросил их на прилавок. Несмотря на цену, напиток оказался разве что приемлемым, а отпив глоток теплой жидкости, Катон ощутил во рту осадок.
— Не угодно ли чего-нибудь еще?
Черпак снова отправился в жбан.
— Да, — ответил Катон, отпивая еще глоток. — Порцию. Мне надобно поговорить с ней. Дай ей знать о моем приходе.
— «Твоем» — это чьем?
— Я центурион Катон. Она меня знает.
Отступив от прилавка, служитель смерил Катона взглядом и, явно решив, что этот посетитель внимания не заслуживает, покачал головой.
— Не получится. Ее нет на месте.
— Прекрасно, дорогой. И где же она?
На физиономии служителя отобразилась работа мысли: он пытался придумать подходящую отговорку.
— Она, это, отправилась к винному оптовику.
— А, понятно. У него ведь только по ночам открыто, не так ли?
— Ну да… То есть нет… Он специально открылся для нее.
— Да ну? — Катон улыбнулся и подался к нему. — Послушай, приятель, не морочь мне голову. Она здесь. Просто иди и скажи ей, что пришел Катон, друг Макрона, и очень нужно с ней поговорить. А сейчас двигай, не выводи меня из себя.
Сердце Катона колотилось, но он изо всех сил изображал из себя человека, не терпящего слова «нет». Однако и служитель оказался упорным: глядя на Катона, он долго молча вытирал руки грязной тряпицей, потом поджал губы и с презрением процедил:
— Сказано же тебе, нет ее. А сейчас, думаю, тебе лучше всего допить и свалить, пока тебя не вышвырнули.
Катон отодвинул полу плаща, показав меч, и словно между делом вынул клинок из ножен.
— А я думаю, тебе все-таки лучше позвать ее.
Не сводя взгляда со сверкающего острия, служитель быстро закивал и забормотал:
— Да, конечно, я и запамятовал. Она здесь, счета проверяет. Сейчас я ей о тебе доложу.
Катон кивнул.
— Спасибо.
Меч оставался в его руке, так что служитель прошел по стеночке и поспешно нырнул в маленькую боковую дверцу. Катон вложил клинок в ножны и обвел взглядом заведение. Некоторые из немногочисленных посетителей с любопытством поглядывали на него, но остальные, и таких было большинство, вели свои застольные разговоры или просто таращились перед собой в пьяном ступоре. Он отвернулся обратно, взял свою чашу с мулсумом, но потом припомнил осадок и с гримасой поставил ее на место.
— Что тебе не нравится?
Застигнутый врасплох, Катон резко обернулся, силясь придать облику собранность. Стоявшая в тени в дверном проеме Порция издала смешок.
— Мой человек сообщил про гостя, но не доложил, что это мальчишка.
— Не мальчишка, — процедил Катон сквозь сжатые зубы. — Центурион.
— Надо же, какой обидчивый молодой человек.
Она выступила вперед, и в тусклом свете заведения Катон увидел насмешливую улыбку, которую женщина даже не пыталась скрыть.
Он почувствовал, что краснеет, в то время как Порция, подойдя, встала по другую сторону прилавка.
— Я думала, ты в Иллирии, гоняешь пиратов, — промолвила она с горькой иронией, заставившей ее слова прозвучать как обвинение.
— Я там и был. Но префект послал меня сюда за подкреплением.
— Слышала, как же. Видать, дела у нас идут неважно. А теперь ты еще и оставишь нас беззащитными перед возможным нападением.
Ответить на это Катону было нечего, и он промолчал, виновато опустив взгляд.
— Ладно, центурион, чего это ты вдруг ко мне заявился? Из-за этого идиота, моего сыночка?
Катон кивнул.
— Да. Но не только. Есть и другое дело.
Порция подняла выщипанные брови.
— Звучит многообещающе… Ну, выкладывай, что там с моим мужчиной?
— С Миницием-то? Он в безопасности. — Потом Катон вспомнил про ненадежный вал, прикрывавший место высадки флота, и уточнил: — Во всяком случае, когда я отплывал, с ним все было в порядке.
— В порядке, — тихонько повторила Порция и пробежалась рукой по волосам, стянутым сзади в простой конский хвост. — Ладно. К завтрашнему дню я совершу за них жертвоприношение.
— За них? — Катон улыбнулся.
— Да, а почему нет? Даже этому дуралею, твоему другу, не помешает помощь богов.
Повисло неловкое молчание, пока наконец Катон не набрался храбрости, чтобы сказать, что хотел:
— Знаешь, мне кажется, маленькое примирение никому бы не помешало.
— Ты это лучше ему скажи, — холодно откликнулась Порция. — Когда я видела своего сына в последний раз, он выказывал явное намерение расколошматить моего будущего мужа в ошметки и разрушить весь уклад моей жизни.
Катон оглядел непрезентабельное питейное заведение, и та, мигом уловив его пренебрежение, сказала:
— Думай что угодно, но это заведение годами кормило меня хлебом с маслом. Мы с Миницием вкладывали в него каждый свободный сестерций, и если бы не полученные недавно деньги, я в жизни не простила бы Макрону устроенный здесь погром. Но суть в том, что заведение продано. Как только Миниций вернется, мы с ним покинем Равенну.
— Покинете?
— Катон, я не собираюсь до конца своих дней стоять за прилавком. Мы с Миницием собираемся купить маленькую усадьбу и спокойно встретить старость.
Катон поднял брови.
— Неужели подобное заведение может приносить такую прибыль?
Порция фыркнула.
— Хотелось бы. Но, увы, нет. В основном это деньги Миниция. Несколько месяцев назад скончался его дядюшка, у которого хватило ума не заводить детей, и все наследство он оставил племяннику. — Она слегка улыбнулась. — Это выглядит насмешкой после всех тех лет, которые я угробила на это заведение, не правда