и по характеру настоящий горец, уважающий законы адата. И никак не можем доказать, что он говорит неправду, если бы не такой, казалось бы, положительно характеризующий капитана момент, как инициатива со сдачей десятерых боевиков властям. Нет такой причины, чтобы боевики Юрки Шкурника обратились именно к нему. Больше мы ничего не имеем...

– А что нам следует узнать? – задал полковник второй вопрос.

– А узнать нам следует, откуда у почти нищего полевого командира Юрки Шкурника появилась значительная сумма в долларах? – продолжил майор Султанов. – Эксперты говорят, что он сжег не меньше ста тысяч. Об этом же говорят ленты от упаковки, которые он в огонь почему-то не бросал. Банк на упаковках указан пакистанский, следовательно, деньги пришли из-за рубежа, и недавно, поскольку дата на упаковках стоит месячной давности... Нам следует узнать, почему среди сгоревших бумаг не найдено документов боевиков отряда, которые, по их словам, Юрка Шкурник у них забрал. Шестеро других боевиков, уничтоженных на базе, все были с документами. У тех не забирал. А у десятерых забрал. Он что, поименно знал, кто будет сдаваться? Но куда в этом случае он дел документы?..

– Здесь вывод сам собой напрашивается, – предположил Кордебалет. – Он получил деньги в обмен на документы людей, которые сдадутся. И за их, вероятно, сдачу тоже, потому что за документы это слишком много. А сдача нужна была, как мы знаем из материалов Интерпола, Джабраилу Алхазурову... Это косвенно подтверждает, что капитан Хамкоев работает тоже на Алхазурова. Следовательно, документы сейчас находятся непосредственно у Джабраила Алхазурова. Непонятно только, зачем ему документы без людей... Мне кажется, что и людей он тоже будет забирать.

– Как он их заберет? – пожал плечами майор Султанов. – За ними еще долго пригляд будет, будут ходить в ментовку отмечаться раз в неделю...

– Кстати, – сказал капитан Рашитов, – мне как дежурному звонили недавно из Грозного. Ближе к вечеру прилетает кто-то из антитеррористического комитета. Как раз по поводу этих людей...

– С какой целью прилетает? – уточнил Согрин.

– Неизвестно. Просто информировали, чтобы мы в курсе были.

– Я повторяю просьбу генерала Астахова, – сказал Согрин. – Не следует афишировать наш интерес к сдавшимся. Особенно перед чиновниками из антитеррористического комитета. Иначе все мы столкнемся с противодействием политики. С политикой, извините меня, не повоюешь.

В дверь опять постучали.

– Войдите, – предложил Согрин, удивляясь вежливости местных офицеров. В Москве сначала заходят, а потом стучат.

Вошел старший лейтенант из шифровального отделения:

– Разрешите обратиться, товарищ полковник... – И уставное обращение тоже удивило. Как правило, в ФСБ в отличие от армии мало обращают внимания на уставную систему отношений и формулировок, заменяя ее гражданской, пусть и соблюдающей должностную субординацию.

– Слушаю...

– Вам шифротелеграмма. Распишитесь в ознакомлении. Передать ее вам на хранение я не могу. Это межведомственная. Если понадобится, имейте в виду, что межведомственные телеграммы мы обычно уничтожаем через три дня, если не будет особого распоряжения. Распоряжения не будет?

И протянул журнал регистрации, в который были вложены ручка и сам лист входящей шифротелеграммы. Согрин расписался, прочитал три строчки текста, хотел журнал закрыть, но еще раз заглянул в лист и закрыл только после этого.

– Можете хоть сегодня уничтожить. Даже лучше, если сегодня. Чтобы не сказали, что шифросвязь используется как средство для личного общения. Мало ли, кто-то может неправильно понять.

– Кто-то у нас шифротелеграммы не читает, товарищ полковник.

– Тем не менее можете уничтожить.

Шифровальщик вышел, а полковник достал из чехла трубку телефона спутниковой связи. Поискал глазами розетку и подключил трубку на подзарядку.

– Аккумулятор пора менять... Быстро разряжается... Полковник Мочилов пишет, что не может до меня дозвониться, и спрашивает, как дела у Александэра Сулейменова. Подскажите-ка мне, кто это такой?

– При чем здесь Сулейменов? – спросил дежурный капитан. – Александэр Сулейменов – это еще один бывший боевик из отряда Джабраила Алхазурова. Он ушел из отряда самым первым, еще до первой амнистии, после ранения. На мину наступил. Но удачно. Оторвало только половину ступни. Сейчас ходит с большим трудом. Я на днях его на улице встретил. Даже поздоровались. Пройдет немного, останавливается, за забор держится и ногу поджимает. Побаливает, говорит.

– Ага, – сказал Сохно, закончив растирку любимой старой раны и одеваясь. – Значит, появилось еще одно действующее лицо. У полковника, видимо, есть какие-то сведения и есть причины сообщать их нам намеками.

– Намеки понятны. Все то же предупреждение генерала Астахова.

– Меня, признаться, больше другое волнует, – сказал Кордебалет. – Как Джабраил Алхазуров собирается использовать этих десятерых. Насколько я понимаю, они не самые последние оторвы, если пошли под амнистию. Тогда зачем они Джабраилу нужны, если у него есть собственные силы, пусть частично и увечные – один, кажется, с головой не дружит, по крайней мере официально, второй хромает на всю улицу...

Пулат сработал оперативно и уже к середине дня вернулся в офис. Его маленькая и скоростная машина умела найти дырки в дорожных пробках, особенно если сам «маленький капитан» спешил и рисковал любимым транспортным средством, задевая защитой картера о бордюры, которые «БМВ» Тобако преодолевал без проблем.

– С задачей справился. – Он положил перед Доктором Смерть небольшой листок бумаги, где был записан номер мобильника. – Подключай, а потом сразу проверим.

– Что проверим? – спросил Виктор Юрьевич, уже запуская программу спутникового контроля, чтобы ввести в нее новый номер.

– Как работает. Мне надо самому этому Хамзату позвонить, чтобы подозрений не возникло. Я взял номер у его жены.

– Звони, – милостиво разрешил Доктор Смерть. – Я подключаю.

И с клавиатуры ввел в компьютер номер.

Пулат со своего мобильника набрал по памяти тот же номер. Ответили ему быстро, и разговор оказался доступен для всех через акустическую систему компьютера.

– Я слушаю...

– Хамзат Александэрович?

– Да-да... Что надо?

– Это Виталий Пулатов беспокоит. Помните, вы ко мне заходили как-то.

– Простите, не помню.

– Я вашей жене машину ремонтировал... Из вашего двора... Дом напротив...

– А! Да-да... Извините, у меня сейчас люди... Что вы хотите?

– Это вы меня извините. – У Пулата всегда вежливый голос, даже когда он матерится, что с ним случается крайне редко, а сейчас он вовсе не матерился, и потому голос слышался вежливым чрезвычайно. – Помните, вы мне тогда предлагали, если проблемы возникнут, к вам обращаться...

– Есть проблемы?

– Четыре тысячи баксов нужно. На неделю...

– Нет проблем. Я сегодня в командировку улетаю. Зайдите ко мне домой, я жене позвоню, она выделит. Еще что-то?

– Нет. Это все. Спасибо.

– Не за что.

– Через неделю я верну.

– Хорошо, до встречи.

Пулат отключился от разговора и посмотрел на всех с видом победителя.

– Не жадный, – сухо прокомментировал Басаргин. – Я к таким людям всегда отношусь с симпатией.

– Почему именно четыре тысячи? – спросил Ангел. – Почему не три и не пять?

– Мое счастливое число, – сознался «маленький капитан».

– А что такое счастливое число? Где бы мне такое найти, и чтоб посчастливее, – вздохнул Тобако.

– Запросто.

– Звонок, – предупредил Доктор, прекращая обсуждение темы поисков счастья, и включил звук.

На сей раз не отвечали долго. Наконец сонный голос ответил:

– Да...

– Куда ты пропала?

– Спала. Голова болит. Ты еще не уехал?

– Нет, только через час. Слушай, тут мне звонил этот... твой автомеханик или кто он там еще... Виталий, который...

– Да, он заходил, тебя спрашивал, я дала номер. Думала, ты уже улетел.

– Он пять тысяч баксов просит.

– За что еще?

– На недельку. Отказать неудобно было. Я сказал, что улетаю, велел к тебе зайти, ты, дескать, дашь. Так, короче, сделай. Когда заявится, скажи, что у тебя всего-то пять тысяч рублей, а в банке только муж снять может. А муж через неделю только вернется.

– Ладно. Нечего приваживать.

– Я того же мнения. Ну, пока, не скучай, и не слишком веселись.

– Возвращайся.

Разговор закончился.

– А почему они по-русски разговаривают? – спросил Ангел. – Я, конечно, ничего не имею против русского языка, иначе бы мы ничего не поняли, но просто интересно.